– Ты чего это? – Она строго, почти грозно на меня посмотрела. – С ума, что ли, сошла? Успокойся. – Она забрала у меня телефон. – Ни в какую милицию я звонить не собираюсь, я хотела позвонить Илье и только посоветоваться.
– Илье? Бородину? – Да это все равно что сразу набрать 02, даже хуже: Илья Бородин, знакомый тети Саши, – милицейский майор. – Не надо ему звонить. Пожалуйста, не надо.
– Да почему?
– Не надо, и все, я прошу вас.
– Ты что, не понимаешь, что этого так оставлять нельзя? То, что произошло, – очень серьезно, и я не уверена, что на этом все закончится.
– Я тоже не уверена, – очень тихо, почти про себя, сказала я, но тетя Саша услышала.
– Вот-вот! А ты говоришь, не надо звонить Илье.
– Не надо, я сначала должна сама разобраться.
– Ты разберешься! – Тетя Саша презрительно фыркнула. – Однажды уже пыталась разобраться, и к чему это привело?
– Это другой случай.
– Я так не думаю.
Ну конечно, она подозревает «его»! Хотя кого и подозревать после всего, что он сделал?
Она долго хмуро молчала, что-то обдумывала, потом сказала:
– Хорошо! Не хочешь вмешивать милицию, не надо. Возможно, по-своему ты права. Но оставлять этого дела так тоже нельзя. У меня есть другой вариант: давай обратимся к Андрею Никитину, частному детективу. Он в той ситуации тебе тоже помог…
– Ага! Помог! Он помог меня арестовать!
– Это не так! Не злись, пожалуйста, ты прекрасно знаешь, что это не так. И потом…
– Я не хочу обращаться ни к какому Никитину!
Вот уж к кому точно никогда бы не обратилась, так это к нему! Змей подколодный! Влез мне в душу, а потом… Конечно, главную роль сыграл тогда Артур Генрихович, начальник службы безопасности папиной фирмы, но и этот Никитин хорош.
Впрочем, главную роль сыграла я сама. Если бы не бросилась спасать Валерия, если бы не сделала этого ужасного признания – лжепризнания, что маму… что несчастный случай подстроила… что я убийца собственной матери… никакой Генрихович и никакой Никитин не сделали бы того, что сделали. Ни при чем они здесь! Любой бы на их месте забросал меня камнями, любой бы на их месте предал бы мое имя анафеме, а они – всего лишь сдали милиции. И все-таки… Нет, к Никитину я точно не хочу обращаться!
– Послушай, Алена, что за капризы? Как маленькая, в самом деле! К Бородину не хочешь, к Никитину не хочешь. – Кажется, тетя Саша не на шутку рассердилась. – Что тогда ты предлагаешь?
– Я еще не знаю.
– Но надо же что-то делать!
Тетю Сашу всегда выводила из себя пассивность, деятельный она человек, моя тетя Саша. Только как мне теперь с ней быть? Зря, наверное, я ей все рассказала.
– Может быть, эта девушка Люба – обыкновенная сумасшедшая, – пошла я на попятный.
– Ну да! Или ты сумасшедшая.
– Или я, – согласилась я с ней. – Может, мне все это приснилось.
– Ага! Приехала домой, растерзала покрывало, от злости, что отдых не удался, хотела повеситься, да решила, что это все-таки перебор, привязала себя к креслу…
– Нет, но… Я и сама не знаю!
– А у меня есть кое-какие соображения. – Тетя Саша кивнула на окно, как будто виновник моих бед находился там, во дворе.
– Он ни в чем не виноват! – поспешно бросилась я на защиту: ясно, она имеет в виду моего мужа.
– А я разве что-то говорила о нем? – Она зло усмехнулась. – Что это ты так вскинулась?
– Какие тогда у вас соображения? Насчет кого?
– Не насчет кого, а насчет чего. Все, что ты мне рассказала… Пойми меня правильно, я тебе верю, то есть не думаю, что ты меня умышленно вводишь в заблуждение, но… Сама понимаешь, все это как-то… нереально, что ли…
– Но ведь было же!
– Было. Но, думаю, только отчасти.
– Что значит – отчасти?
– Некая девушка, Люба, или кто она на самом деле, действительно по какой-то причине (в причине-то все и дело, причина-то и есть преступление) жила в твоей квартире. Она не знала, что ты приедешь на день раньше срока (этого никто не знал), и потому была не готова к встрече с тобой – встреча, скорее всего, и не должна была состояться. Увидев тебя, растерялась – и потому поступила так, как поступила.
– Повесилась от растерянности?
– Нет. Привязала тебя к креслу и оглушила. А все остальное тебе… померещилось. Ты получила довольно значительную травму головы, у тебя там до сих пор шишка.
– Вы хотите сказать, что никто не вешался и ночью… ночью никто… не было того, что было ночью?
– Ну конечно! Да как же все это могло быть? Сама подумай!
Вполне логичное, здравое объяснение. Если бы все это произошло не со мной, я, наверное, придумала бы такое же. Вот только… Я точно знаю, что это не было галлюцинациями или сном! Я помню свои ощущения – слишком ясные, слишком настоящие, реальные ощущения: живые ощущения смерти. И… И ведь есть доказательство!