Она поцеловала мою фотографию на моей книге, затем встала, поблагодарила нас за ужин и удалилась вместе с латвийским делегатом из Риги.
VI
Мы снова в Москве, всё такой же холодной и дождливой. Вид на город с мокрыми крышами почти так же тосклив, как и на Нью-Йорк, разве что на горизонте еще торчат огромные строительные краны. Кажется, в Москве постоянно идет невероятное количество строек. В Нью-Йорке тоже, но они не так видны на горизонте. Кварталы здесь застраиваются не встык, как в Нью-Йорке. Здесь на один квартал приходится два больших многоквартирных дома, стоящих под разными углами, а кругом масса зелени и иногда даже целые скверы между ними. Иначе говоря, здесь явно тщательно подходят к городскому планированию и обращают внимание на то, как людям нужно и хочется передвигаться по своему району. И в Нью-Йорке, и в Москве живет около восьми миллионов человек, но в Москве можно без страха прогуляться после наступления темноты. Похоже, что проблемы уличной преступности в Москве нет. Возможно, официальные и настоящие причины этого различаются, но это факт. Меня поразило, как много людей и даже детей ходит по паркам после захода солнца.
Когда я только приехала в Москву из аэропорта, я заметила, что движение на улицах постоянно довольно оживленное, но при этом не было заметно пробок или больших задержек, хотя это был как раз тот час, когда большинство людей едут с работы домой. Кажется, что это большое достижение для города с восьмимиллионным населением, и я подумала, что Москва, должно быть, находит новые и творческие решения своих транспортных проблем. Конечно, когда я увидела метро, я поняла, в чем тут дело. Здесь не только безупречно чистые станции, но и быстрые и удобные поезда – я и вообразить не могла, что поездка на метро может быть настоящим удовольствием.
VII
Мне потребуется немало времени и множество снов, чтобы переварить всё, что я увидела и пережила за эти беспокойные две недели. Я даже не упомянула ту тесную связь, которую ощутила с некоторыми африканскими писатель/ницами, и то, как трудно было познакомиться с другими. У меня нет оснований полагать, что Россия – свободное общество. И нет оснований верить, что Россия – общество бесклассовое. Похоже, это даже не эгалитарное общество в строгом смысле слова. Но буханка хлеба в самом деле стоит всего несколько копеек, и кажется, у всех, кого я встречала, хлеба в достатке. Конечно, я не видела ни Сибири, ни лагерей, ни психиатрических больниц. Но сам этот факт в мире, где большинство людей – определенно большинство Черных – живут на грани голода, полагаю, уже много значит. Если проблема с хлебом решена, появляется хотя бы возможность задуматься о других проблемах.
Итак, несмотря на все двойные послания, которые я получила (а их было множество – из-за мест, в которых я побывала, из-за одновременного почтения и неприязни ко мне как американке, и еще потому, что как бы то ни было, Америка, очевидно, всё еще обладает какой-то магической властью над многими странами), несмотря на все недостатки меня воодушевляют люди, с которыми я познакомилась в России, особенно в Узбекистане. И я признаю некоторые противоречия и проблемы, которые у них возникают. C глубоким недоверием я отношусь к многочисленным двойным посланиям и к тому, что, когда они получают от тебя то, чего хотели (и под «ними» я имею в виду правительство), когда с тобой закончили, тебя бросают, и это может оказаться очень болезненным падением. Но что в этом нового? Еще мне показалось интригующим, что писатель/ницам здесь платят за писательский труд и они в самом деле живут на эти деньги и пользуются немалой властью. В то же время я отдаю себе отчет в том, что если они пишут неприемлемые вещи, то их не читают или не издают. Но что в этом нового?