И никогда бы я не смогла доказать, что они загоняли меня в угол, что они систематически доводили меня, что они сводили меня с ума. Если бы, по крайней мере, хоть Пиль раз сказал: «Я же Вас предупреждал, Миа. Как Вы могли довериться словам детектива, если это были даже не его собственные впечатления? То, что он Вам передал, было только мнением бывших соседей». Ни слова в этом направлении.
Вместо этого спрашивал Пиль: «Что Вас так очаровало в Йонасе Торховене? Его беспомощность? Или же это было возмездием, Миа? Изабель забрала у Вас брата и Вы хотели, ответным ходом, забрать брата у Изабель. Ведь Йонас Торховен появился в доме исключительно по Вашему настоянию. Мужчина, который не может сбежать. Но Ваш расчет не оправдался. Теперь Вы содержите его, как заключенного и удивляетесь, что он бунтует против Вас. Заключенные часто бунтуют против своих тюремщиков, Миа».
Все чушь. Это было совсем по-другому. Я испытывала большое облегчение, когда шесть недель назад, Изабель отправилась за ним.
Очень рано утром она уехала во Франкфурт. Она поехала одна. Прибытие блудного брата попадало именно на тот день, когда у Роберта была встреча, которую невозможно было перенести. Вряд ли бы она смогла, в сопровождении Роберта, встретиться с Хорстом Фехнером. А она это сделала, я уверена в этом. Многое еще предстояло обсудить, прежде, чем они смогли бы звоном колоколов оповестить о финале.
У меня тоже была встреча. Перед полуднем должен был прийти мой парикмахер. Я не хотела выглядеть пугалом, когда буду приветствовать Йонаса Торховена.
А потом мы ждали. Роберт вернулся в начале пятого и уже начинал беспокоиться, что их не было так долго. Было уже больше шести, когда, наконец, подъехали оба автомобиля: «рено» Изабель и за ним — четырехдверный «мерседес». Одна, из тяжелых машин, взятая, предположительно, в аренду и демонстрирующая солидное благосостояние. Двое мужчин на переднем сидении, один — сзади. Первым вышел водитель. Роберт пошел наружу, чтобы встретить маленькую группу.
Когда я только представляю, что он, возможно, пожимал руку Хорсту Фехнеру, что он этому подлецу дружелюбно и доверчиво шагнул навстречу, что он ему улыбался, тогда во мне все ключом кипит.
Весь мир может считать меня сумасшедшей, бедной дурочкой, которая погрязла в своих бредовых идеях и охотилась за химерами или, как выражался Пиль, искала другого мужчину для выхода той неукротимой ненависти, которая никогда не смогла бы выплеснуться на Роберта. Но с фантомом Фехнера я достигла ту же цель и превратила жизнь Роберта в ад.
Фехнер не был фантомом! Эта свинья могла, неузнанной, танцевать у нас перед носом. Роберт, ведь, тоже видел только фотографии, на которых мог хоть трансильванский принц быть запечатлен, и не заметить этого.
У них было с собой складное инвалидное кресло. Водитель достал его из багажника. Вместе с другим мужчиной они занесли Йонаса Торховена в дом, в то время, как Роберт принес кресло и разобрал его.
После того, как они усадили Йонаса, мужчины занесли его багаж. Много там не было. Йонас, тем временем, пожимал мне руку. Он произвел на меня очень хорошее впечатление — спокойный и невзыскательный. Он поблагодарил нас, не произнеся при этом ни одного лишнего слова. Именно потому это прозвучало так подлинно и идущим от сердца.
Его предполагаемые друзья остались еще на ужин. Разговаривали не много. Для этого Изабель знала слишком хорошо, что в моем присутствии нужно быть осторожным, что я быстро, по манере человека, делаю заключения о его характере. Тут не было обронено ни одного лишнего слова.
И это был единственный раз, когда Йонас сидел вместе с нами в столовой. Под конец оба мужчины отнесли его, вместе с его креслом наверх, на второй этаж. Они доставили Йонаса, вместе с его чемоданом в комнату, в конце галереи, которую мы для него приготовили.
Это определенно не было лучшим решением, поместить парализованного мужчину во втором этаже. Мы с Робертом вполне отдавали себе в этом отчет. И у нас точно не было намерения содержать его, как заключенного. Просто было слишком мало времени, чтобы смонтировать лифт.
Роберт, правда, уже приобрел проспекты. Откуда следовало, что установка не потребует чрезмерных расходов и не займет слишком много места. Заказ на эту установку, мы еще не сделали только по одной причине. Изабель была против. Она, а не я.
«Давайте, сначала, подождем, — сказала она. — Я думаю, что Йонас просто рад, что у него там, наверху, есть своя комната, где он может быть один».
Будто бы, он признался ей в этом, пока еще лежал в клинике. Она много раз звонила в Тунис, и ей показалось, при этом, что он сильно изменился. Он, как она считала, полностью ушел в себя. Чрезмерно общительным он никогда не был, ему всегда было немного трудно сходиться с другими людьми. А мы — Роберт и я — являемся для него совершенно чужими. Лифт бы его практически вынудил к тому, чтобы принимать участие в нашей жизни, хотя бы уже только из вежливости. И вынуждать его не стоило, ему нужно было дать время, чтобы привыкнуть. Если он когда-нибудь лучше с самим собой примирится, и у него не будет чувства, что он является для нас обузой, тогда он должен сам решить, хочет ли он иметь лифт.
Роберт, естественно, пошел навстречу ее желаниям и нашел ее утверждения еще и разумными. И вот, сидел, поначалу, Йонас на верхнем этаже и не имел никакой возможности добраться вниз.
После того, как оба мужчины распрощались, Изабель попросила нас о понимании, что ей хочется составить компанию своему брату. Она была возбужденной и беспокойной. «Мы же друг друга целую вечность не видели».
Да, там было много чего обсудить. Отцовское завещание, все эти клаузулы, которые препятствовали тому, чтобы она смогла воспользоваться своими красными коготками. Возможно, что он не был сходу согласен заниматься с ней и Фехнером совместными делами. Об этом я судить не могу и не хочу. Но и долго ей не потребовалось, чтобы убедить его в преимуществах и научить, как лучше всего можно вывести меня из равновесия.
Это была бы просто находка для Пиля. Изучение характера простого человека, который был неожиданно вырван из привычного окружения и ослеплен богатством других. Быстрое превращение Йонаса Торховена.
Изабель действовала очень тонко, чтобы соблазнить на это своего брата. Из его комнаты доносились всегда только безобидные непринужденные разговоры. Главное оговаривалось в другом месте и с соответствующим звуковым оформлением, которое делало невозможным что-либо понять.
Так было уже в первый вечер. Когда, около одиннадцати, я собиралась идти спать, в комнате в конце галереи было тихо. А из прилегающей ванной, доносилось громкое плескание. Это звучало, как будто кто-то неистовствует в полной ванне.
Ах ты, Боже мой, думала я, теперь эта дурочка втащила его в ванну, а вытащить одна не может. Роберт приобрел специальный подъемник, которым было несложно пользоваться. Изабель с этим не справлялась. В некотором отношении она была чересчур глупа.
Я позвала Роберта, чтобы он мог ей помочь. Он сразу же пришел, но дверь комнаты была заперта, а ванная не имела выхода на галерею. Роберт несколько раз постучал и спросил, все ли в порядке.
Все было в порядке. Во всяком случае, в помощи Изабель не нуждалась. Ее голос звучал немного запыхавшимся, но был совершенно радостным, когда она крикнула нам, что сама со всем справится. Роберт этим удовлетворился, пожелал мне спокойной ночи и пошел в свою комнату.
Изабель оставалась еще немножко со своим братом. Только после трех я услышала, по соседству, ее перешептывание с Робертом. Она сожалела, что разбудила его.
Приезд Йонаса Торховена изменил многое, только для Роберта все осталось по-прежнему. Не было никакой разницы, была ли Изабель в разъездах, или ухаживала за своим братом. Для Роберта она оставалась практически невидимой.