Йонас лежал на кровати с телом, ничем не прикрытым, кроме уймы курчавых волосков. В одной руке он держал пульт дистанционного управления. Когда я вошла, экран мгновенно погас. Действительно быстрая реакция. Вторая рука среагировала не так проворно. Йонас все равно оставил ее там, где она была, и усмехнулся мне. «Ты не могла постучать?»
Это была для меня странная ситуация, смесь сочувствия и возбуждения. В одном телефонном разговоре, я услышала от Лучии, что нечувствительность в нижней части тела не обязательно исключает любую реакцию. И то, что Йонас держал сейчас в руке, было очень интенсивной реакцией.
«Тебе помочь?», — спросила я и почти не узнала собственный голос. Он звучал совсем глухо.
Он все еще усмехался. «Думаешь, ты можешь мне помочь? Как же это ты себе представляла? Твой брат и моя сестра, и мы двое — два инвалида, и все живем счастливые и довольные под одной крышей? Благодарю тебя, Миа, если это когда-нибудь будет так необходимо, я тебе сообщу. В данный момент это не особенно актуально. Я только отдаюсь воспоминаниям. Будь любезна и закрой за собой дверь с той стороны».
Я буквально скатилась вниз по лестнице, взяла водку из холодильника и укрылась в своем Ателье.
На следующее утро ко мне пришла Изабель. Была она рассерженной или смущенной, сразу нельзя было определить.
«Йонас послал меня», — начала она.
Йонас, между тем, пришел к выводу, что он неправильно держал себя ночью. Он непременно хотел извиниться передо мной. Изабель объяснила это многословно и прежде, чем продолжать, невинно распахнула глаза.
«Ты была сегодня ночью в его комнате, Миа? Что же ты от него хотела? Почему он должен перед тобой извиняться?»
И поскольку я не отвечала, она топнула ногой. «Скажи же что-нибудь, Миа! Что еще здесь произошло? Вы же до сих пор так хорошо понимали друг друга. Йонас сидит там наверху и упрекает себя. Он считает, что обидел тебя. Я должна тебе передать, что если ты снова вынуждена будешь бороться с такой проблемой, то он был бы готов, с удовольствием, тебе помочь. Он не хочет еще раз забыть о том, чем он вам обязан».
Как она стояла там у двери — олицетворенная невинность, и неведение, как вопросительный знак через все лицо — так мне хотелось ее просто придушить. Она знала совершенно точно, о чем шла речь.
«Йонас не должен передо мной извиняться, — сказала я, наконец. — Ты можешь передать ему от меня, что у меня нет проблем, с которыми я должна бороться. У меня есть возможности удовлетворять свои потребности. И я не должна при этом, довольствоваться только наполовину мужчиной».
Она судорожно сглотнула. «Миа, ради Бога. Я ведь не знаю, что между вами произошло. Но Йонас определенно не то имел ввиду. Он же только…»
Она начала лепетать и была действительно хороша в своей роли. «Он не очень хорошо себя чувствует. Не то, чтобы у него были боли, я не это имею в виду, но душевно, понимаешь? Это очень тяжело для него. А ты, я думаю, ты ведь настолько старше его и ты же тоже не совсем в порядке. Ты ему очень нравишься. Но иногда ты слишком отчетливо напоминаешь ему о его собственном положении. Ты не хочешь пойти наверх и сама с ним поговорить?»
«Нет, — сказала я, — не хочу. А теперь убирайся. Ты наверняка должна его еще помыть».
Она не двинулась от двери, уставилась на меня с чем-то, вроде нерешительности во взгляде. «Ты не хочешь сказать мне, что он тебе сделал?»
«Он ничего мне не сделал, — сказала я. — А теперь, вон отсюда».
Это было так унизительно понимать, что он проделал со мной в первые дни. Раздразнил меня, как собаку, которой ничего не было нужно, только спокойно продолжать лежать у камина.
Но я не была зависима от этого калеки, который должен был сначала привести себя в нужное состояние, при помощи порнофильмов. У меня был Серж. Я могла его иметь, когда только мне было нужно. В случае нужды я могла также вернуться к Олафу, в этом я была уверена. Я могла бы заказать себе домой полдюжины мальчиков по-вызову, за один раз. Если бы у меня было настроение на полдюжины мальчиков по-вызову. Я всегда получала мужчин, которых хотела. Мне никогда не нужно было клянчить. А эта обезьяна наверху — я же не хотела его, действительно, нет. Это было только сочувствие.
Но как бы я все это объяснила Лучии? Когда я не ответила на ее вопрос, она достала недостающие приборы из шкафа и отнесла все на подносе наверх. И я осталась одна…
Седьмая глава
Я слышала, как они разговаривали. Низкий голос Лучии, с выраженным акцентом, плаксивый орган Изабель и в промежутках — бас Йонаса. Когда я больше не могла этого выдержать, я позвонила Олафу, чтобы напомнить о его обещании.
Он был все также отстранен, попытался сначала уклониться и сослался на время. Было только девять часов. Наконец он сказал: «Хорошо, я приеду. Я все равно должен поговорить с тобой».
Когда, около десяти, появился Олаф, я уже частично держала себя под контролем. Сначала я предоставила ему рассказать о том, что Волберт поинтересовался всем, имеющим хоть какое-нибудь значение, от деловой и до личной жизни.
Так, как это преподносил Олаф, было похоже на то, что полиция предполагала финансовый крах. По крайней мере, в присутствии Олафа, они дали понять, что считают смерть Роберта последним шагом человека, не видевшего другого выхода из своего положения. Я не постигала этого. Ведь Волберт должен был признать, что не было найдено оружие. Как могли они тогда предполагать самоубийство?
Олаф тоже не знал, что он должен об этом думать. Он предоставил им все возможные сведения и дал многократные заверения, что большие потери на спекуляциях и самоубийство считает исключенными. Они все равно хотели получить доступ к компьютеру Роберта и послать эксперта по финансам, чтобы исключить эту возможность. Но для этого им нужно было мое согласие.
Олаф настоятельно отсоветовал мне это делать. Я же не видела никакой причины, почему я должна им в этом отказать.
«Ты должна это сама решать, Миа, — сказал он. — Я хочу только, чтобы ты знала, что ты это делать не обязана».
«Хорошо, теперь я это знаю. Но дай им составить собственное представление. Тогда, по крайней мере, они сами увидят, что ошибаются. И пока они этим занимаются, у них не будет времени на другую деятельность».
Олаф сразу сделался недоверчивым. «Что это означает, Миа?»
Я рассказала ему, в соответствии с последовательностью, только очевидное. Пара напитков, капсула клирадона, черный провал и безупречная парочка на втором этаже, которая неделями усиленно готовилась к такой ситуации и ловко ею воспользовалась.
Когда я замолчала, Олаф смотрел на меня больше минуты. Ему было определенно тяжело задавать мне такой вопрос. И то, что он вообще это сделал, я никогда ему не прощу. «Миа, это ты застрелила Роберта?»
Я встала, подошла к двери, открыла ее и демонстративно показала на выход в зал.
Олаф вздохнул, что было отчетливо слышно. «Миа, то, как ты мне описала ситуацию — полиция рано или поздно спросит тебя о том же. И для тебя было бы хорошо, если б тогда у тебя нашелся лучший ответ».
Конечно, он был прав, только у меня не было лучшего ответа. Там, где должны быть ответы, в моей голове была дырка, большая, чем у Роберта.
«Ты мне поможешь?». Мне было нелегко его об этом спросить.
Он пожал плечами и выглядел при этом не особенно радостным. «Как же я могу тебе помочь, Миа? Посмотрим на все еще раз трезво. Все эти годы тебе всегда удавалось отговорить Роберта от женщин, которые ему нравились. Если у тебя не было аргументов, тогда у тебя были головные боли. Потом появилась Иза. Ты боролась против нее всеми средствами».