Самозванец немного успокоился.
– Полно, пан Юрий. Я ли не наградил тебя по-царски?
– Наградил, ваше величество. Но пан должен взять в жены мою дочь! Пан обещал.
– Дак разве я отказался?
– А что делает в твоей спальне Годунова?
– Пан!
– Она твоя коханка? Сие меня мало касается. И я имел коханок в большом количестве. Я не говорю, что пан должен жить монахом, до приезда моей дочери в Москву. Но, говорят, что ты намерен взять девицу Годунову в жены. Сие правда?
– Ложь! – сказал самозванец.
– Димитрий! Мне срочно надобно выехать в Самбор. Там накопилось дел. Надобно уплатить срочные долги. Благодаря тебе сии средства у меня есть. Но меня мучает, что ты способен изменить своему слову.
– Пан!
– Димитрий! Моя дочь Марина должна стать московской царицей.
– И Марина будет ей. Я дал слово.
– Но хитрый лизоблюд Бучинский говорит тебе иное!
– Я царь, а не пан Бучинский!
– Тогда прогони его от себя. Зачем тебе этот негодяй?
– Пан Юрий, он верный мне человек. И хоть тебе он и не нравится, но служит он хорошо!
Мнишек вынужден был уступить. Пусть только его дочь сядет на трон рядом с царем. Она сама тогда найдет способ избавиться от Бучинского.
–Хорошо! Я не стану вмешиваться в твои дела, Димитрий. Но от имени моей дочери твоей невесты требую – удалить Годунову из дворца! Это оскорбление моему роду! И если этого сделано не будет, то ты приобретешь врага в каждом шляхтиче, что стоят за тебя в Москве! Я призову их, и многие уйдут. Рядом с тобой останутся только бродяги без совести и чести вроде Бучинского.
Самозванец испугался этой угрозы. Польские охранные сотни были его надежной опорой в Москве. А мало ли как дело повернется.
–Хорошо, пан Юрий. Я удалю девицу Годунову из дворца. В том даю мое царское слово! Ты можешь ехать в Самбор спокойно. И я передам с тобой подарки моей невесте. Они будут достойны панны Марины…
***
После того как Мнишек покинул дворец самозванец думал было позвать Бучинского, но не стал этого делать. Пан Велимир станет его убеждать плюнуть на слова Мнишека. Но он понимал, что его положение в Московии пока весьма непрочное. У него нет верной опоры среди боярства и дворянства этой страны. А чернь переменчива. Опираться на чернь нельзя. Он это хорошо знал.
Царь вспомнил свою сестру Елену. Где она ныне? Он ведь сам приказал избавиться от всех своих настоящих родственников. Его дядя Смирной-Отрепьев выслан по его приказу в дальний сибирский острог. А его «дяди» бояре Нагие занимали высшие места в совете. Его родная сестра Елена сгинула неизвестно где, по его приказу. А его «мать» Мария Нагая пока в большой чести.
«Как много могла подсказать Елена. Как она умна и как смела. Но я сам приказал избавиться от неё. Мне сказали, что больше никогда не увижу её. Жаль!»
Но горевал царь недолго. На следующее утро он приготовил военные маневры. Он любил подобные развлечения…
3
Варшава. Королевский замок.
Сентябрь 1605 года.
Князь Василий Сумбулов прибыл в Варшаву, новую столицу Польши70, в сопровождении пятидесяти человек, как большой государев посол. Он ехал в хорошей карете с гербами Московии на дверцах. За ним следовали пять карет свиты и всадники сопровождения. Затем тянулись телеги обоза.
Они въехали в город утром. За окном кареты моросил мелкий дождик. Над городскими башнями висело пасмурное свинцовое небо. Посольские гусарские ротмистры, приставленные к посольству, держались ближе к карете. Сумбулов рассматривал их вооружение и доспехи, покрытые каплями воды.
Князь ехал в сопровождении думного дьяка Третьяка Огаркова.
– Видал, Василий Андреевич, что за город? – дьяк взглядывал из окна кареты. – Все не как у нас.
– Красиво.
– Ты про что? – переспросил дьяк.
– Крылья на их доспехах смотрятся красиво и леопардовые шкуры у них на плечах.
– Ты про ротмистров. А я тебе про город. Сумрачно здесь как-то.
– А ты, Третьяк Власыч, и при Годунове в думных дьяках был?
– И при царе Федоре Ивановиче, – сказал дьяк.
– Говорят, что ты человек князя Шуйского?
– Князь Василий мой благодетель. Добро помнить надобно, – неопределенно ответил дьяк.
– Оно так, – согласился Сумбулов. – Я вот от Бориски Годунова какое добро видал? Никакого.
– А ныне? – спросил дьяк. – Видать много добра видишь, Василий Андреевич?
– Ныне я в ближней думе и посольство возглавляю. Все вины, что на мне были, великий государь простил.