Иногда это было всего лишь несколько семян, зажатых в его руке. В другой раз он демонстрировал мне какой-нибудь только-только начинавший распускаться росток растения, которое он привез из очередного своего дальнего странствия. Потом мы устраивались с ним на скамейке в беседке, увитой розами. Папа брал в руки старинный том ботанической энциклопедии и начинал неторопливо листать страницы, переворачивая их своими сильными смуглыми пальцами до тех пор, пока мы не находили то место, где подробно описывалось наше с ним сокровище, – откуда это растение родом, в каких местах произрастает и так далее. Мы внимательнейшим образом знакомились со средой его обитания, с тем, что ему нравится и что не нравится, после чего долго и пристрастно обсуждали, где его лучше всего высадить уже в нашем саду.
Сегодня, по прошествии лет, я отлично понимаю, что все наши обсуждения строились по принципу: папа предлагает, а я соглашаюсь. Впрочем, он ни разу не дал мне почувствовать, что авторитарно навязывает свое мнение. Напротив. У меня всегда складывалось впечатление, что мое мнение тоже крайне важно для него и имеет большое значение.
Я часто вспоминаю сейчас одну библейскую притчу, на которую постоянно ссылался отец, когда мы с ним вместе трудились в саду. Согласно этой притче, каждое живое создание должно взращиваться с момента своего появления на свет с заботой и любовью. Вот и растение. Если мы ухаживаем за ним любовно, то оно вырастает сильным, крепким и будет радовать нас в будущем много-много лет.
– А разве мы, люди, не похожи на те же семена? – вопрошал у меня отец, с улыбкой глядя на то, как я поливаю рассаду из своей детской лейки, и отряхивая со своих рук крошки торфяной смеси со знакомым слегка кисловатым запахом. – Ведь нам, как и этим семенам, нужны только солнце, дождь… И конечно, любовь. И больше ничего.
И действительно, при обилии солнца и влаги, да еще и любовно-рачительного ухода, все в нашем саду цвело и благоухало. Эти наши утренние сеансы садоводства вместе с Па Солтом научили меня многому. В том числе и умению терпеливо ждать. Иногда, спустя пару дней после того, как мы с папой высадили в грунт наше очередное растение, я приходила на это место, чтобы проверить, как растение принялось, не пустило ли оно уже новые ростки и побеги, и, не обнаружив никаких признаков роста, а иногда и вовсе находя растение увядшим или даже засохшим, я всегда, помнится, спрашивала у отца, ну, почему оно никак не хочет приживаться на новом месте.
– Стар, – обычно говорил в таких случаях мой отец, обхватывая мое лицо своими обветренными руками, – все, что имеет долгосрочное значение и непреходящую цену, требует времени для того, чтобы укрепиться и войти в силу. Зато в один прекрасный день, когда ты обнаружишь, что посаженный тобой цветок наконец пустил отросток, ты почувствуешь себя наисчастливейшим человеком на свете. Потому что все твои старания оказались в итоге не напрасными.
Итак, решила я про себя, возвращая крышку на место и закрывая банку, завтра я снова встану на рассвете и пойду в наш с папой сад.
Вечером мы с Ма ужинали при свечах на террасе. Клавдия приготовила восхитительное каре ягненка, а в качестве гарнира – молодую глазированную морковь и свежую брокколи из нашего огорода. Чем больше я вникала в то, что называется «кулинарным искусством», тем отчетливее понимала, как талантлива Клавдия в том, что касается поварских дел.
Но вот с едой покончено, и Ма повернулась ко мне:
– Ты уже решила, где будешь жить и чем заниматься?
– У Сиси курс по основам живописи в Лондонской академии изящных искусств.
– Знаю. Но меня интересуешь прежде всего ты, Стар.
– Сиси покупает квартиру с видом на Темзу. В следующем месяце планируем уже переехать туда.
– Понятно. Ну и как квартира? Нравится?
– Она… она огромная.
– Я не про площадь жилья спрашиваю.
– Думаю, Ма, я смогу там жить. Там действительно фантастически красиво, – добавила я поспешно, чувствуя себя виноватой в том, что никак не могу выдавить из себя лишнее слово.
– А ты, стало быть, будешь посещать курсы по кулинарии, пока Сиси занимается в академии?
– Да, буду.
– Когда ты была совсем еще юной, я думала, ты у нас станешь писателем, – задумчиво бросила Ма. – В конце концов, у тебя же степень магистра по английской литературе.