- Как положение? - спросил он.
Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
- Без особых перемен, - поспешно сказал он.
- Погружение?
- Идет нормально. Ничего угрожающего.
- Я уже давно не имею связи с лодкой, - сказал Топорков. - Где они?
- Километрах в пятидесяти.
Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
- Мы одень тревожимся за вас.
- Нет никаких оснований.
Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
- Зачем вы их обманываете? - спросил Второв. - Не лучше ли сказать правду?
Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
- По личному опыту, - медленно заговорил он, - я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут еще два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
Он с минуту молчал, потом спокойно произнес:
- Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас все по-прежнему.
- Вы думаете, что наше спасение еще под вопросом?
Мельников улыбнулся:
- Ты сам знаешь "милый" характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чем не уверен. Все же у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина приходить в отчаяние.
- А если бы радиостанция не заработала?
- Вот тогда мы оказались бы в серьезном положении.
Последний час ожидания был самым тягостным.
Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твердую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолет, - подводная лодка шла прямо на него.
Прошло еще двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив; и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен, в нем не было больше никакой нужды.
- Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, - весело сказал Второв.
Мельников, ничего не ответив, поспешно наклонился к микрофону:
- Зиновий Серапионович!
- Слышу.
- Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь все выше и быстрее, надвигалась широкая темная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
- Ну, держись, Геннадий! - сказал Мельников. - Это последнее и самое серьезное испытание.
Сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. Люди видели над головой только белую пену. Удары грома приглушенно доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, что, когда гроза пройдет, они уже "с головой" окажутся в воде.
Но, когда наконец грозовой фронт промчался, они к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в своем положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока "вдавливала" самолет, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
- В чем тут дело? - озадаченно спросил Второв.
- Вероятно, мы легли на плотный грунт.
Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая oпacность не угрожала и можно было бы спокойно ждать еще несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, подводная лодка находилась где-то близко.
- Вы были правы, Борис Николаевич, - сказал Второв. - Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
- Запомни, Геннадий! - ответил Мельников. - Основное, правило - думать всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических рейсах является законом. Следуй этому закону, и ты никогда не ошибешься.
- Ваших слов я не забуду, - с чувством сказал молодой инженер.
Ждать пришлось всего несколько минут.
Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная "спина" подводной лодки показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться изумительному искусству, с которым Зайцев провел лодку в совершенно неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяков.
Открылся люк, и из него показалась голова профессора Баландина в шлеме противогаза. Вступили в действие личные рации.
- Друзья мои! - сказал он. - Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем вас.
- Можно не торопиться, - ответил Мельников. - Кабина больше не погружается.
Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.
- Вы так погрузились в воду, - сказал он, - что еще немного, или будь тут малейшее волнение, мы не смогли бы увидеть вас.
Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолету.
Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и почувствовал себя словно у доменной печи. Горячий воздух, нагретый до восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и затруднял дыхание.
Не мешкая, Зайцев прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора, прикрепил к ней конец троса.
- Тащите! - крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.
Полторы тысячи лошадиных сил, заключенные в моторе, шутя вытащили самолет из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был подтянут вплотную к борту лодки.
- Добро пожаловать! - пошутил Баландин, обнимая спасенных.
- Вы блестяще выполнили задачу, - сказал Мельников, - спасибо!
Прежде всего связались со звездолетом и сообщили о благополучном завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь действовала.
- Что делать с самолетом? - спросил Мельников.