Совершенная автоматика, установка фильтров, взаимная блокировка дверей и окон обсерватории, термические выключатели дверных кнопок - все подчинялось одной цели. Открыть обе двери выходной камеры случайно было совершенно невозможно. Чтобы сделать это, пришлось бы один за другим выключить шестнадцать автоматов.
Усилием воли Мельников подавил в себе невольно возникшее чувство протеста. Приказ командира звездолета должен быть выполнен.
Погасла расположенная в центре пульта на самом видном месте, ни разу с самого старта на Земле не потухавшая лампочка. Ее зеленый свет сменился красным - грозным сигналом катастрофы. Спустились к нулю стрелки приборов автоматики. Корабль лишился защиты!
Мельников положил пальцы на последние кнопки. Укоренившееся за четыре космических рейса, вошедшее в плоть и кровь звездоплавателя сознание, что этого нельзя делать, против воли удерживало его руку.
Понадобилось усилие, чтобы нажать легко поддающиеся кнопки.
То, что казалось бы никогда не произойдет, свершилось...
Белопольский терпеливо ждал. Он знал, что Мельников не будет медлить. Но он чувствовал, как все труднее и труднее становится дышать. Кислород в баллоне кончался. Резервуары вездехода были уже пусты. Люди вернулись к кораблю буквально в последний момент.
Может быть, ему следовало войти в камеру вместе с Романовым? Но как отнеслись бы к этому венериане? Они могли уйти, а Белопольский придавал огромное значение предстоящему посещению корабля жителями Венеры. Это было столь важно, что он, не колеблясь, решился впустить в звездолет воздух планеты.
Оба венерианина стояли возле вездехода. "Черепахи", принесшие машину, куда-то исчезли. Прозрачная темнота, черный контур близкого леса - все это Белопольский видел впервые. Он знал, что сумерки уже окончились, что сейчас ночь. Ее относительная светлость не удивляла астронома, - он ждал этого.
Но вот с хорошо знакомым мелодичным звоном раскрылись двери выходной камеры. На "землю" быстро спустились трое и подбежали к нему.
Белопольский с облегчением увидел в руках одного из них кислородный баллон.
Кто-то сильно сжал его в объятиях. Белопольский сумел разглядеть, что это Пайчадзе. Двое других возились за его спиной.
- Задержите дыхание! - раздался голос.
Белопольский вздрогнул, голос принадлежал Мельникову. Что это значит?..
Он почувствовал, как закрыли краник на шланге. Через несколько секунд свежая струя воздуха проникла в его грудь. Истощенный баллон заменили новым.
Белопольский резко обернулся.
- Что это значит, Борис? - спросил он ледяным тоном. - Как ты осмелился покинуть корабль, когда меня на нем нет?
Мельников исчез как привидение. рядом стоял только Романов.
Белопольский повернулся к Пайчадзе.
- Это и к тебе, относится, Арсен, - сказал он.
Не так поспешно, но и Пайчадзе немедленно вернулся на корабль. И он и Мельников сгорали со стыда. Что бы ни случилось, они не имели права нарушить главнейший закон космических рейсов. Оба знали, что Белопольский долго не простит им этого.
Люди плохо видели в темноте ночи, но венериане видели отлично. Белопольский жестами пригласил обоих ученых Венеры пройти на корабль. Он не сомневался, что они охотно примут приглашение, - ведь они сами просили об этом. Но оба венерианина отступили на шаг. Это могло означать отказ.
Белопольский, а за ним Романов повторили свои жесты, которые должны были быть понятны венерианам.
Тот же ответ.
- В чем дело? - недоуменно спросил Белопольский.
- Может быть, их смущает лестница?
- Нет, не думаю.
Один из венериан сделал шаг вперед. Он протянул руку к Белопольскому, а другой указал назад, на лес.
- Ничего не понимаю! - сказал Константин Евгеньевич.
Из выходной камеры, находившейся над их головой, лился слабый свет притушенной лампочки. Чтобы лучше видеть, Белопольский перешел на освещенное ею место. Оба венерианина пошли за ним. Он еще раз пригласил их подняться наверх.
И снова венериане отступили на шаг. Они указали на людей, потом на лес.
- Может быть, они требуют, чтобы мы вернулись к озеру? - предположил Романов.
Белопольский молчал. Он видел, что им не понять, чего хотят венериане. Выходило, что там, в пещере, снова произошла ошибка. Ему казалось тогда, что венериане хотят посетить корабль. Теперь становилось ясным, что они не думают об этом. Их действия имеют другую цель, но как можно догадаться, какую именно.
Из корабля быстро спустился Князев.
- Борис Николаевич спрашивает, почему вы не идете, - сказал он.
- Я знаю это не лучше, чем он сам, - сквозь зубы ответил Белопольский.
- Степан Аркадьевич просит вас скорее прийти. Зиновию Серапионовичу очень плохо.
Белопольский понял, что надо принять какое-то решение. Он сделал последнюю попытку. Но венериане, как и раньше, ответили отказом.
Все планы рушились. Если люди уйдут на корабль, оставив венериан одних, то как поймут это венериане? Не поведет ли это к разрыву с таким трудом достигнутых отношений? Что делать?
- Попробуем поднять их по лестнице на руках, - предложил Романов.
Может быть, действительно геолог прав, и венериане просто боятся подниматься по лестнице? Или не могут этого сделать?
- Попробуйте! - согласился Белопольский. - Только осторожно.
Романов подошел к одному из венериан и, указав наверх, протянул руки, чтобы взять его.
Поймет ли венерианин?
Он понял, это было очевидно. Но не менее очевидно было и то, что он не согласен. Венерианин отступил и поднял руку, указывая на дверь камеры. Другой рукой он сделал уже знакомый людям отталкивающий жест.
Ответ был совершенно ясен.
Зачем же они пришли сюда? Что они хотят от людей, отпущенных ими на волю? Долг благодарности требовал исполнить их желание, но как это сделать, если желания никак не понять?
Белопольский сделал единственное, что можно было сделать в столь затруднительном положении. Он постарался показать, что желание хозяев планеты не встречает возражений. Он не знал, в чем состоит это желание, но так же, как венериане, указал на лес и на себя. Потом он поставил ногу на нижнюю ступень лестницы, внимательно наблюдая за венерианами.