– Надеюсь, миссис Монктон, вы уже на небесах, где вам самое место, – расстроенно прошептала Китти, выйдя на улицу. В полной темноте перешла на другую сторону Хендерсен-стрит и направилась к своему дому. Уже возле самой парадной двери прямо у нее под носом мелькнула чья-то тень. Китти инстинктивно отпрянула назад, чтобы не столкнуться с человеком. Она увидела перед собой совсем еще молодую женщину, буквально закоченевшую от холода. Та безмолвно уставилась на Китти. Клетчатый шарф соскользнул с головы незнакомки: лицо худое, изможденное, с огромными запавшими глазами, кожа бледная, непокорные каштановые волосы рассыпались по плечам. На вид незнакомке было приблизительно столько же лет, сколько и самой Китти.
– Простите, пожалуйста, – тут же извинилась перед ней Китти, смущенно отступая в сторону, чтобы пропустить девушку вперед. Но та даже не сдвинулась с места, а лишь продолжала пялиться на нее немигающим взглядом. Тогда Китти сама отвела глаза и открыла входную дверь. Китти вошла в холл, чувствуя, как девушка продолжает буравить ее взглядом, и тут же поспешила закрыть дверь.
Китти сбросила с головы капюшон, сняла капор, но затравленный взгляд незнакомой девушки продолжал преследовать ее. Китти почему-то вдруг вспомнила романы Джейн Остин, которые успела прочитать. Как та красиво описывала дома приходских священников, расположенные в живописных садах. Поистине идиллические пейзажи английской деревни, заселенной преимущественно мелкопоместными дворянами, ведущими такую же размеренную и достойную жизнь, как и сами священники. Наверное, подумала Китти, мисс Остин никогда не бывала на севере страны и не видела, как там живут городские священники. Например, те, кто обитает на окраинах Эдинбурга.
Дом, в котором жила семья Китти, ничем не отличался от других домов на их улочке: такое же унылое четырехэтажное здание в викторианском стиле. Те, кто его возводил, думали в первую очередь о практичности, а не о красоте. Ведь нищета была буквально рядом. Все те несчастные обитатели бараков и доходных домов, выстроившихся рядом с доками. Отец любил повторять, что никто не посмеет упрекнуть его в том, что он живет в лучших условиях, чем его паства. Хорошо хоть, подумала Китти, входя в гостиную, чтобы согреть немного у камина озябшие руки, что у них в доме тепло и сухо. Ведь у многих, живущих с ними по соседству, нет и этого.
– Добрый вечер, мама, – поприветствовала она Адель, сидящую в кресле возле камина. Мама штопала носки, примостив их у себя на небольшом выступающем животе вместе с подушечкой для иголок.
– Добрый вечер, Китти. Ну, как прошел день? – поинтересовалась мать ласковым голосом с легким акцентом, сразу же выдающим ее шотландские корни.
Отец Адель был помещиком в Дамфрисшире. Китти и ее сестры любили бывать у него. Каждое лето они отправлялись в гости к дедушке и бабушке, которые жили гораздо южнее Эдинбурга. В деревне царило приволье. Такое счастье скакать верхом среди бескрайних полей и лугов. Однако Китти озадачивала одна вещь: отец никогда не сопровождал их в этих летних поездках к родителям жены. Всегда ссылался на занятость и на необходимость быть рядом со своей паствой. Но с возрастом Китти начала подозревать, что так происходит потому, что дедушка и бабушка относятся к мужу своей дочери не очень одобрительно. Семейство Макбрайдов, хотя и состоятельное, принадлежит к так называемому «торговому сословию». Такое определение Китти слышала собственными ушами. В то время как родители мамы – потомки благородного клана Дугласов. А потому совсем не удивительно, что они часто вслух выражали свое недовольство тем, в каких стесненных обстоятельствах вынуждена жить их дочь, будучи женой священника.