Ошеломленная своей победой, я сидела на какой-то кочке, боясь подходить к трупам, словно они могли отомстить мне за то, что расстались с жизнью. Особенно страшны были те, кого поразила сила Келлион: их лица посинели и замерли в ужасной гримасе, с вывалившимся языком, а пальцы были скрючены. Но думала я о другом: если бы не моя неуверенность в собственных силах, если бы мне пришло в голову вмешаться раньше, не пострадал бы никто из моих друзей и людей, обязанных нас защищать. Сестра звезды не должна была прятаться за чужими спинами. Мне было очень стыдно.
Похоже, охранники, которые уже начали рыть ножами могилу для своего убитого товарища, думали так же. Они поглядывали на меня, и в их взглядах чудился упрек. Но мне пришлось преодолеть свою неловкость и заняться ранеными, требовавшими моей помощи.
Мельком взглянув на рану лю-штанца, я сразу поняла, что она не опасна — у меня в этом деле уже появился опыт. Зато Ционэ был совсем плох: стрела пронзила ему наискось живот. Он находился в сознании и сдерживал стоны, но как только я приблизилась, то почувствовала жар, полыхнувший от раненого. Я опустилась рядом с ним на колени и прикоснулась к его лбу, стараясь, чтобы голубой свет, исходящий от ладоней, принес ему облегчение.
— Спасибо. Хорошо… — еле слышно прошептал Ционэ, и я увидела свежую кровь в уголках его губ.
Он произнес несколько слов охранникам, стоящим поодаль с торжественными лицами. Я обернулась к ним, и один из них перевел:
— Ционэ говорит, что умирает и что ему очень больно. Он просит помочь ему умереть побыстрей.
— Шайса, ты можешь облегчить его муки? — с надеждой спросил Рейдан. — Как тогда, в Лесовии, — ведь мне ты помогла.
Но я уже скользила голубым лучом внутри тела раненого. Какие же там были разрушения! Кровь, которую я пыталась остановить в одном прорванном сосуде, резким толчком выплескивалась из другого. Я не могла понять, какие внутренние органы пострадали, — для этого у меня просто не хватало знаний. Я старалась хотя бы унять сжигающую Ционэ изнутри боль и проливала в него струи голубого огня.
— Этак ты меня совсем заморозишь, — попытался он улыбнуться и схватил меня за запястья холодными, как лед, руками. Но боль, похоже, оставляла его; по крайней мере, лицо раненого просветлело и утратило страдальческое выражение.
— Воды, — попросил он.
— Тебе нельзя, — ответил один из охранников. Но другой, махнув рукой, отправился за своей флягой, сказав:
— Ему теперь все можно.
Ционэ вдруг потянулся ко мне, желая что-то сказать. Чтобы он не мучился, мне пришлось почти лечь с ним рядом.
— Не держи зла на разбойников Дугонского леса, Шайса, — проговорил он. — Я знаю, они причинили тебе зло. Но ты молода и сумеешь это забыть. Я ведь был бы такой же, как они, если бы не Человек-рыба. А если повезет встретить Человека-рыбу, скажите, как я ему благодарен.
Больше Ционэ не произнес ни слова. Смерть не приходила к нему еще часа два, и все это время я пыталась облегчить ему страдания. Я уже не видела ничего, кроме окровавленных внутренностей, в которые вонзался мой голубой огонь. Увы, он не мог исцелить Ционэ. Но умер он легко — я даже не заметила, в какой миг перестала чувствовать биение его сердце. Готто осторожно поднял меня на ноги и сказал:
— Все, он умер, Шайса.
И тогда я потеряла сознание.
Я пришла в себя от глотка, в котором узнала вкус каби. Рейдан, положив мою голову к себе на колени, осторожно поил меня из фляги.
— Нам пора ехать, Шайса. Не ровен час, пираты вернутся с подмогой.
Я огляделась. Два ровных продолговатых холмика были покрыты срезанным дерном. Я вздрогнула, поняв, что это могилы охранников. Куда делись тела пиратов, я не стала спрашивать.
— Что поделаешь, Шайса, — сказал Рейдан, заметив мой взгляд. — Эти люди сами выбрали такую судьбу. Они постоянно рискуют жизнью.
Я понимала, что он прав, но все равно мне хотелось плакать. Несколько дней и ночей эти люди были нашими спутниками, делили с нами пищу и тепло костра. Расставшись с ними, я, наверное, забыла бы о них через час, но сейчас я скорбела о них, как о близких.
Уцелевшие лошади были готовы тронуться в путь. Их осталось пять, причем одна хромала на переднюю ногу. Кому-то из нас предстояло идти пешком. Пока мужчины решали, кто из них это будет, я попробовала сесть в седло и поняла, что ехать не смогу: после ночной скачки все тело ныло, как побитое. Мне и пешком идти было тяжело, но все-таки не так больно. Так что мужчины сели в седло, а я пошла, держась за стремя Рейданова коня. Виса трусила рядом.