Последние слова он выкрикнул, и теперь это действительно был крик, потому что все в танке грохотало, гудело, содрогалось. На выбоинах машина резко качалась, а Румянцеву казалось, что она летит не касаясь земли.
— Молодец, Костя, жми!
Азарт схватки с врагом захватил Румянцева. Мысль мгновенно отзывалась на каждый толчок машины, на каждый разрыв снаряда. Он уже слился с броневым телом машины, со всем своим экипажем в одно целое, неразрывное, и эта слитность выходила за пределы танка: как свою руку, как пальцы на ней, чувствовал Румянцев остальные машины.
От выстрелов танк останавливался, казалось, будто его отбрасывает назад, но это длилось всего секунду, и танк снова вихрем летел вперед.
Румянцев видел разрывы вражеских снарядов слева, справа, сзади, впереди. «Нет, они не умеют бить так, как мой башнер!» — с гордостью думал он. Но последний снаряд разорвался впереди — еще далеко, однако Румянцев уже понял: захватили в «вилку». Через минуту будет разрыв сзади, потом снова впереди... «А, черт, мы можем загородить дорогу Сережке Лимаренко и Вале Ежикову. И Грише Пастухову. И тогда все погибнут. Немцы расстреляют остановившиеся хотя бы на минуту, на полминуты машины».
— Костя, жми по самой обочине! По самой обочине, как только можешь! Не загораживай дорогу остальным, не загораживай! — яростно повторил он.
И тут же позвал:
— Сто пятый! Сережка! Гриша Пастухов, вы меня слышите? Ворветесь на насыпь, сразу гоните в голову колонны. А ты, Валя, и ты, Коля Летников, в хвост. Ясно?
— Ясно!
— Все ясно!
Это отвечали они. И потом еще неожиданно высокий, почти на визгливых нотах голос Сергея Лимаренко:
— Товарищ комбат, ну разрешите же мне первым!
— Лейтенант! — спокойно оборвал его Румянцев. — Вам задача ясна?
Сергей Лимаренко не ответил.
Насыпь была охвачена движением, как развороченный муравейник.
— Еще немного, ребята, еще немного, — говорил Румянцев экипажу, — и мы будем у них под самым носом!
Он видел, чувствовал, что осталась какая-то минута, отделявшая их от зоны, куда не достанут — будет слишком близко! — вражеские пушки. Но, не успев достичь этой зоны, танк содрогнулся от тяжелого удара, в башне посыпались искры, заряжающий спиной ударился о броню. Стараясь удержаться на сиденье, Румянцев уперся в броню руками. Крикнул:
— Газуй, Костя, жми на всю катушку!
А сам подумал: «Да, чудес все-таки не бывает...» Он ждал этого удара и вместе с тем надеялся: а может, не успеют?.. Но немцы успели. Румянцев понял, что это конец, потому что снаряд угодил в боеукладку и за этим сейчас же — нет, не сейчас, а сию минуту и, может быть, гораздо раньше — последует взрыв.
— Газуй, Костя!
С ликующей радостью победителя он еще ощутил, как машина, задрав нос, влетела на насыпь, поворачиваясь то влево, то вправо, давя и кромсая железные останки повозок, орудий, автомобилей.
«Это хорошо, что танк взорвется сейчас, а не раньше, — подумал Румянцев. — Мы не заслонили ребятам дороги. И от нашего взрыва полетят к чертям собачьим все эти «буйволы», «тигры» и «пантеры»!
— Сережка, Гриша Пастухов, — влево! — кричал он, уже задыхаясь от горячего дыма. — Коля Летников, милый Коля, и ты, Валька, — направо! Подальше от меня!
«Черт подери, я все-таки взял этот барьер... Последний барьер», — сказал себе Румянцев. Горящая, обдающая все вокруг смолью густого, плотного, как вата, дыма и всплесками жидкого огня — текло охваченное пламенем горючее — «тридцатьчетверка» еще металась, давя все, что попадало под гусеницы, под ее мощный корпус. Но уже что-то раскаленное, могучее рвануло Румянцева ввысь. Прежде чем танк разбросало на части, он успел подумать, что все получилось здорово и взрыв произойдет в самой гуще немцев, успел еще вызвать в памяти лицо Наташи — смущенное, чуть улыбающееся...
Наперерез головным машинам немецкой колонны одновременно с танками лейтенанта Лимаренко и старшего лейтенанта Пастухова вылетел еще один — танк начальника штаба бригады под командой лейтенанта Игольникова. А из леска к шоссе уже мчались самоходки с десантом.
Оставив в танках механиков-водителей да радистов-пулеметчиков с наведенными на гитлеровцев пулеметами, командиры машин, башнеры и заряжающие с автоматами в руках выскочили из люков. Немцы сбрасывали вниз с откоса автоматы, пистолеты, сами, без команды, сбивались в колонну по четверо.
Сергей Лимаренко, еле сдерживая желание срезать их длинной очередью, стиснув зубы, шел вдоль дороги по самой середине ее — туда, где еще курилось дымком вздыбленное днище комбатовского танка. Кругом валялись катки, траки гусениц, рваные куски металла. Башня плюхнулась далеко от дороги в топкую луговину, и белый кружок и цифра «100» в нем были задымлены, не видны.