Старший лейтенант Пастухов, еще не веря в происшедшее, устало потирал ладонью лоб, глаза. Отняв ладонь, он вдруг увидел на земле что-то блеснувшее красной эмалью. Это был орден Красного Знамени.
— Ребята, сюда! — глухо позвал Пастухов.
Танкисты подошли, стянули шлемы. Стояли молча, склонив головы. По лицу Ежикова текли слезы.
Лимаренко до звона в ушах стиснул зубы, пытался сглотнуть застрявший в горле ком. «Ну почему, почему он не разрешил мне?..»
Держа на вспотевшей ладони орден Красного Знамени, Пастухов, чуть запрокинув голову, глядел куда-то вдаль, за башню от комбатовского танка. Собственное дыхание обжигало ему губы. Он стоял с полураскрытым ртом, глядел, ничего не видя, и не мог понять, когда же все это случилось. «Ведь только что — только что! — был лес, был батальон, была песня. И комбат был с нами. А теперь его нет. Когда же все это успело произойти?..»
Глава четвертая
Над лесом вставало солнце. Без умолку щебетали воробьи. Стремительно рассекая воздух, носились ласточки. Омытая дождем, трепетала, мягко шелестя, листва деревьев, и солнечные лучи пронизывали ее, чистую, нежно-зеленую, насквозь. Прозрачный воздух, казалось, звенел хрустально-тонко. «И так многие тысячи лет, — думала Наташа. — Встает солнце, поют птицы, шумят под ветром деревья. И солнце отражается в дождинках. Несмотря ни на что...»
Со дна оврага, в который она сбежала, пахнуло сыростью, грибами, плесенью гниющих листьев. От этого запаха закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Наташа опрометью выскочила из оврага, не выбирая дороги, побежала дальше — в лес, на поляну, куда угодно, только бы не чувствовать этой отвратительной затхлости.
Возвращаться в батальон она не хотела. Садовский, Вязников, замполит майор Клюхин и повар Антоша-Харитоша, конечно же, будут говорить с ней, как с больной.
Оторвавшись от своих мыслей, Наташа с удивлением обнаружила, что лес, тишину которого недавно нарушали своим щебетом только птицы, весь заполнен гулом автомашин и веселым людским говором. По не успевшему выцвести обмундированию, по новеньким, чистеньким офицерским гимнастеркам и хромовым сапогам сержантов и старшин она определила: штабники.
Пригибая тоненькие березки, растущие на обочинах, ломая кусты, промчался танк подполковника Моршакова. Наташа узнала его по номеру на башне. Ее вдруг охватила жажда деятельности: бежать, разыскать Моршакова, узнать, расспросить — может, есть надежда, может, все будет хорошо...
— Стойте! Подождите! — закричала она и побежала за танком, но ее не услышали.
Позади гудел крытый брезентом «виллис». Старший лейтенант Заярный — из оперативного отдела штаба бригады — махал рукой, указывая шоферу дорогу:
— Левее, левее, еще! Так, хорошо. Сто-оп!
— Товарищ старший лейтенант... — рванулась к нему Наташа.
— А я, между прочим, гвардии старший лейтенант! — Заярный повернулся к ней. Сверкнули ордена, начищенные пуговицы, звездочки еще не смятых погон, подворотничок молочной белизны, полоской охвативший тонкую с большим кадыком шею. Не отрывая насмешливого взгляда от Наташи, Заярный достал из кармана синий атласный в красных цветочках кисет, не торопясь, стал набивать трубку.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, — торопливо поправилась Наташа. — Где Моршаков? На наблюдательном? Вы не поедете туда?
— Допустим — поеду...
Не обращая внимания на усмешку, с которой он сказал это, Наташа умоляюще заглянула ему в лицо.
— Возьмите меня с собой! Пожалуйста! Очень прошу вас!
Услышав в ее голосе слезы и увидев потемневшие от волнения глаза, Заярный невольно припомнил телефонный разговор Моршакова с командующим о перекрестке дорог и все понял. Сунув незажженную трубку в рот, кивнул куда-то в сторону:
— Едем!
Через несколько минут штабной «виллис» выскочил на изрезанный траншеями пригорок. В окопчике, из которого выглядывала стереотруба, находились трое. По широким плечам, плотно обтянутым темно-серым сукном великолепно сшитой офицерской шинели, Наташа еще издали узнала Моршакова. Задыхаясь, подбежала, спрыгнула вниз, прямо на блестящие носки сапог майора Соловьева, тихого, немногословного, такого неподходящего для озорной хохотушки Дуси Шумовой. Его в шутку прозвали Дусиным майором. Соловьев наклонился, желая помочь Наташе подняться, но она уже встала сама, припала грудью к брустверу. Не сразу разглядела она черную ленту вдали, на самом горизонте. Лента казалась неподвижной. Присмотревшись внимательнее, Наташа заметила, как меняются ее очертания: лента то вытягивается, сужаясь, то расширяется. Это немцы выходят из незавязанного «мешка»...