— Она нас увидела, — шепчет старшая, проводя светловолосую девушку взглядом.
— Может ничего еще с этого и не будет? — зубы младшей щелкают и явно не от холода.
— Не будем рисковать. Через полчаса поезд на Варшаву.
— Не наша территория.
— Знаю. Только я предпочту опасность получить нож в живот, чем еще раз встретить это нечто…
На автобусе Моника добирается до конечной остановки с разворотом. Потом идет через луг. Лошадей уже нет, их выпас прекращен. До самой весны будут они стоять в теплых конюшнях, меланхолично пережевывая сено, и только время от времени их выведут во двор размять кости. Принцесса бредет по вялой от холода траве, переходит мостик, добирается до домика-шалаша. Здесь ничего не изменилось с того времени, как выбралась отсюда в последний раз. Моника чувствует себя так, словно бы вернулась домой… Ну ладно, ветчина напитала соли достаточно, теперь нужно браться за ее копчение. Лучше всего «на лесах»…
Саперной лопаткой она быстро выкапывает яму глубиной около метра. Рядом другую, чуть помельче. Обе соединены идущим под углом каналом. Песок немного осыпается, но с этим как раз Моника ничего поделать не может. Мелкую яму она накрывает решеткой, сплетенной из ореховых прутьев. К ней снизу подвешивает мясо. В яме поглубже разжигает огонь. Под самой стенкой «Телефонии» валяется сваленный ветром бук. Девушка быстро обрубает тонкие ветки, выбирая те, которые хорошо высохли. Тем временем, над ямкой появляется первая, пока еще робкая струйка дыма. Окорок можно коптить либо в холодном дыму, либо в горячем. У Моники выбора нет — холодное копчение заняло бы у нее, как минимум, двадцать четыре часа. В горячем дело идет быстрее: часов шесть, иногда восемь… Пламя, подпитываемое новой веткой, не жаркое, скорее — ленивое. Моника села рядом с огнем, накинула на плечи овечью шкуру из домика. Холода она не чувствует, хотя это ведь уже ноябрь. В ее глазах отражаются багровые угли. Сейчас она надела наушники и случает очередную книжку. Окорок начинает выделять искушающий запах. Эх, вегетарианцы, не знаете вы, чего теряете…
— У меня уже нет никаких идей, как его искать, — признается Катаржина. — Мы даже не знаем, находится ли он в Кракове.
— Думаешь, он мог уехать после того, как расправился с Димитрием?
— Именно. Слушай, а куда это подевался наш маленький вампир…
— Отправилась к себе в шалаш коптить мясо. Можем заскочить к ней. Поддержим компанию…
Метеорит найти нелегко. Даже в таком месте, где они должны валяться кучами, словно грибы после дождя. Но ведь прошло больше ста тридцати лет. Землю неоднократно перепахивали. Не раз и не два через остров перекатывались волны наводнений. Да и местные мужики — они ведь не дураки, умеют отличить шмат космического мусора от валунов, притащенных еще ледником. Коллекционеры же дают за метеориты приличные деньги.
Алхимик разложил подстилку, вытащил толстое одеяло из поляра. Ночь по всем прогнозам должна быть холодной, но спать под чистым небом он привык. Отыскал местечко в роще у воды, поставил наклонный навес, чтобы защитить спальное место от капель росы. Комаров в это время года можно уже не бояться. Сендзивой расщепил длинное бревно, легким топориков выдолбил внутренности, потом зажег. Верхнюю часть выставил на клиньях и накрыл удлиненный костер. Теперь он будет тлеть много часов, грея постель. Этому он научился очень давно, в Сибири, когда в тяжелые годы гражданской войны охотился в лесах на большевистских разведчиков.
Алхимик глядел в багровый жар и вспоминал…
Три молодые девицы сидят на обрезках досок, глядя в угли, гаснущие на дне ямы. Земля была сыроватая, над ней стоит столб пара и, естественно, дыма. Царит тишина, на небе появляются осенние созвездия… Пиво, согретое в медном котелке, подвешенном рядом с окороком, приятно разогревает изнутри. Пиво закусили кусками хлеба со смальцем. Мысли текут лениво-лениво.