Анюта улыбнулась сквозь слезы:
– Какой ты хороший, Исаак.
– Я люблю тебя, – серьезно сказал он
Дорога до Дебрецена была долгой. Исаак решил, что у них должно быть свадебное путешествие, и Анюта с восторгом осматривала Ригу, Паланген, Кенигсберг, Варшаву, Берлин.
Дебрецен встретил их ярким солнцем. Исаак нанял такси, ехать оказалось совсем близко. Автомобиль остановился около двухэтажного особняка. С высокого крыльца сбежал Марк:
– Папа!
Увидев Анюту, он смутился и остановился, но она сама бросилась ему навстречу:
– Марк, солнышко! Как я тебе рада!
На крыльце появилась высокая худая женщина. Она сделала книксен и что-то произнесла по-венгерски.
– Марица говорит – добро пожаловать, – перевел Исаак.
– А на немецком она не говорит? – спросила оробевшая Анюта.
– Нет, только по-венгерски.
– Говорят, это очень трудный язык, – сказала Анюта, – как же мы с ней будем управляться?
Исаак повел ее показывать дом. На первом этаже была кухня, гостиная и столовая. в маленькой комнатке спала Марица. На втором располагалась большая детская, спальня и кабинет Исаака. Еще три комнаты были свободны.
– Я предполагал, что ты захочешь отдельную комнату, – сказал Исаак, – а в других будут останавливаться тетя Лидия и Кадри в свои приезды.
В столовой их ждал ужин. Марица, улыбаясь, проговорила что-то на венгерском.
– Она говорит, что приготовила гуляш – венгерское национальное блюдо, – перевел Исаак.
Потекла новая жизнь. Утром Исаак уходил в контору, Анюта провожала его. Марица подавала ей кофе со свежей булочкой. Просыпался Марк, и Анюта возилась с ним – одевала, играла, читала. Мальчик хорошо говорил на немецком и венгерском, и в свою очередь учил Анюту венгерском словам. В хорошую погоду они отправлялись гулять в парк. Дебрецен как раз становился тогда курортом, строилась большая купальня, в парке прогуливались отдыхающие. После обеда дома Анюта оставляла Марка и шла бродить по городу. Ей нравились старые соборы, дома, магазины, рынок. Вечером возвращался Исаак, они ужинали, а потом либо проводили время втроем, либо она с Исааком шла в кинематограф или в театр.
Никаких хлопот по хозяйству у Анюты не было – всем заправляла Марица. Через несколько дней после прибытия Исаак смущенно сказал, что они так привыкли: каждый месяц он дает Марице определенную сумму денег на хозяйство и больше ни о чем не думает.
На следующий день во время ужина к ней обратилась сама Марица. С помощью Исаака она уточнила, как все будет делаться теперь – хочет ли молодая хозяйка сама заниматься домом и финансами или все по-прежнему останется в руках прислуги. Анюта не знала, что сказать, Марица сделала книксен и ушла. С того дня каждое утро она при помощи Марка спрашивала у Анюты, что готовить на обед и ужин, показывала ей необходимые покупки, в конце месяца предъявляла счета. Все они были на венгерском, Анюта ничего не понимала, но важно кивала, чувствуя себя настоящей хозяйкой дома.
Скоро началась осень, пошли дожди, гулять не хотелось, и Анюта стала осматривать дом. Ее комнату они обставили почти сразу после приезда, там было уютно читать или рукодельничать. Исаак заметил ее страсть к рисованию и на месяц со дня свадьбы принес маленький мольберт и краски. В своей комнате Анюта проводила все свободное время.
В их с Исааком спальне на комоде стоял портрет его первой жены. В первый вечер дома Исаак сказал, что не хотел бы его убирать, не против ли Анна?
– Да мне бы и в голову не пришло убрать портрет! – воскликнула Анюта.
Исаак смущенно поблагодарил. Анюте казалось, что он не очень-то хочет говорить про первую жену.
Оставшись одна в спальне, Анюта садилась перед комодом и вглядывалась в портрет. На нее грустно смотрела изящная, красивая молодая женщина. Анюта знала, что ее звали Ирина. Откуда она, где ее семья – ничего этого она не знала, судя по имени, она была русской. Спросить у Исаака ей почему-то показалось неловким. Но все же любопытство пересилило, и в один дождливый день она попросила:
– Расскажи мне о твоей первой жене?
Исаак нахмурился, пожал плечами.
– Ты не хочешь говорить? – смущенно сказала Анюта, – ну извини.
– Да нет, – медленно выговорил он, – я просто не знаю… не знаю, как, что о ней говорить. Она тоже была из России, из Петрограда, как и ты.
– Вот как? – растерялась Анюта, – но…
– Мне немного странно говорить обо всем этом, – задумчиво продолжил Исаак, – о тебе я знаю, кажется, все. Знаю твою историю, знаю твои привычки, любимые блюда, любимые книги. А о ней не знал ничего.
Он помолчал, глядя на портрет.
– Ирина бежала из России в двадцать третьем году. Почему? Не знаю. Знаю, что она училась в университете, что ее, кажется, преследовали за происхождение, но опять же не знаю, каким оно было. Ее путь сюда был долгим, через границы, она упоминала Польшу, кажется. Я шел со службы, увидел ее, почти без сознания, около этого самого дома. С маленькой сумочкой… Я привел ее сюда, она была больна и, кажется, голодна. Я, конечно, предложил ей остаться, спросил, не могу ли чем-то помочь. Она сказала тогда, что беженка, что у нее никого нет, сюда она попала случайно – кондуктор высадил из поезда, потому что она как-то пробралась в поезд без билета. Ну, а дальше…