Женщина заколебалась, но перспектива жить отдельно ее явно прельщала.
– И дрова вам оставлю, – добавила Анюта.
Это решило дело. Анюта собрала немногочисленные пожитки, в основном книги Марка, и они снова перебрались в квартиру тети Лидии.
Кадри обвинили в участии в антисоветской организации. Тетя Лидия ходила к следователю, доказывала, что дочь жила с мужем очень плохо, только ради детей и соблюдения приличий, она знать не знала о его участии в организации, они вообще собирались разводиться. Ее слова не помогли.
Анюта тоже хотела было пойти к следователю, но тетя Лидия категорически запретила:
– Я ее мать, меня тоже могут арестовать. Куда тогда детей? В детский дом?
Анюта потерянно кивала.
Как-то раз Марк за ужином заикнулся о Мишеле. Тетя Лидия со звоном бросила вилку:
– Чтобы я не слышала в моем доме этого имени!
Марк опустил голову. Анюта украдкой погладила под столом его руку.
– Если он появится на пороге моего дома, я спущу его с лестницы, – продолжила тетя Лидия дрожащим голосом, – из-за него наши беды!
Анюта понимала ее, но не могла согласиться. Каким бы он ни был – слабым, бестолковым, ленивым – Кадри выбрала его, они прожили вместе несколько лет, она родила от него детей.
Он бежал из своей прежней страны, а она нагнала его даже здесь, в эмиграции. Здесь был его новый дом; и что же? Ему снова пришлось бояться, бояться своего прошлого, своей фамилии, бояться за свою семью. Может быть, он прав, что вступил в какую-то организацию, что пытался бороться?
Но долго думать обо всем этом было некогда.
Кадри выслали в Сибирь. С дороги она прислала письмо, очень короткое.
После прочтения письма тетя Лидия ушла в свою комнату и не выходила целый вечер. Лишь ближе к ночи она появилась на кухне, села напротив Анюты и твердо сообщила свое решение: она ждет лета, а потом едет туда, где Кадри.
– Я буду просить тебя, Анюта, остаться тут с девочками, – сказала она, – а как только мы устроимся, ты привезешь их. Пока я буду продавать все, что у меня есть, правда, есть у меня немного… Но все же, кое-что я выручу и все деньги оставлю тебе – на жизнь и на дорогу.
Анюта молча кивнула. Тетя Лидия права – она нужна дочери, а Кадри, конечно, бесконечно скучает по своим малышкам. Но как везти таких малышей в Сибирь? Что их там ждет?
Но она тут же отогнала от себя эти мысли. Живут и в Сибири; ведь не на улицу выкинули Кадри из вагона? Кадри может работать, тетя Лидия будет смотреть за малышками, а еще она может подрабатывать шитьем. Анюта в свою очередь будет, конечно, прикапливать деньги, посылать сколько сможет. Может быть, можно будет как-то тайно списаться с Марицей, она пришлет ей деньги из венгерского банка, можно сдать одну из комнат в квартире тети Лидии: не пропадут!
А отвезя малышек, можно будет проехать через Ленинград. И может быть, там, пройдя по улицам… Анюта останавливала себя, улыбалась, мотала головой.
Ни тетя Лидия, ни Анюта не знали, что принесет им лето.
Ася,1942 год.
Нашла у родителей эту тетрадку, надо же. Наверное, оставила, когда приезжала сюда с годовалой Наташей, думала, потеряла, и завела новый дневник, он утонул тогда вместе со всеми вещами.
20 января.
Сегодня из-под моей кровати выскочила огромная крыса. Я кинула в нее валенком, а она остановилась, посмотрела на меня и оскалилась!
В школе есть кот, но он не справляется с таким количеством этих тварей.
Наташе выдали ботинки. Я было обрадовалась, но потом поняла, что они ей очень велики, ножка в ботинке так и болтается. Что делать? Я нарвала газет, и мы с ней пихали их в носок ботинка. Она жалуется, говорит, что очень неудобно, но выбора у нее нет: валенки совсем порвались, кроме того, по весне они промокают.
Когда я была молоденькой и только закончила педагогический техникум, то мечтала преподавать в самых трудных условиях. Я вспоминала мою школу в Петрограде и думала о том, что даже в том тяжелом положении устроила бы обучение так, чтобы дети с радостью бежали в школу.
Ну вот они, трудные условия, получи и распишись! Да только ничего устроить я не могу, мои ученики приходят в школу потому, что привыкли. На уроках они усталые, сонные, оживляются только тогда, когда накрывают горячий завтрак. Как и я когда-то – в той петроградской школе!
Мы здесь не голодаем, нет, у меня куплен мешок картошки, запасена мука, мама по осени наварила варенья, есть ведро капусты… Капуста, картошка! Разве это важно сейчас?
Когда я думаю о Толе, я слабею. Мне хочется сесть на корточки, спрятать голову, сидеть и ни о чем не думать. Я не вижу, не понимаю своего будущего без него.