Опустив на траву фонарь, она подняла голову и стала рассматривать дерево, вспоминая дни, когда она играла в его кроне, карабкалась по ветвям и, представляя, будто это мачта пиратского корабля или стена вражеской крепости, лезла все выше и выше.
Призраки, которые она гнала от себя раньше, снова окружили ее. Вот она в детстве бесстрашно карабкается на дерево, которое подставляет ей зеленые ветви, словно заботливые руки. Вот Тави с грифельной доской и уравнениями, вот Элла с венками из ромашек. Как невинны были они тогда, все трое. И как хорошо им было втроем. И сами они были хорошие и добрые и ни в чем не уступали друг другу.
Раскаяние, давно сжимавшее сердце, в этот миг едва не раздавило его.
– Простите меня. Я так перед вами виновата, простите меня, – прошептала она трем маленьким девочкам, изнемогая от боли и чувства потери. – Как бы мне хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы я сама стала другой.
Листва над ее головой зашептала и вздохнула. На миг девушке показалось, что дерево пытается что-то сказать ей. Надо же, какая глупость. Покачав головой, она пошла к дому.
Но успела сделать только шаг, и тут… что-то шевельнулось в темноте.
Изабель застыла. Ее сердце, наоборот, отчаянно забилось.
Она была не одна.
Кто-то стоял в тени липового дерева.
И смотрел на нее.
Глава 23
От темноты отделилась фигура.
Изабель, чье сердце все еще билось часто, увидела, что это женщина – высокая, гибкая, с бледным, точно из кости вырезанным лицом. Длинные каштаново-рыжие волосы падали ей на плечи. Голову венчала корона из шиповника. На ней трепетали сине-зелеными крылышками лесные мотыльки. Желтоглазый ястреб сидел на плече женщины. Глаза ее отливали изумрудом, а губы казались черными. Платье позаимствовало свой цвет у мха.
В руках у женщины был живой кролик: он вырывался, а она держала его за загривок. Не сводя с Изабель глаз, она поднесла к лицу извивающуюся добычу, вдохнула ее запах и облизала губы. Сверкнули острые зубы.
Изабель никогда не видела ее, но сразу узнала.
В детстве Элла часто рассказывала истории о таинственном существе, живущем в норе между корней старой липы. Иногда оно оборачивалось женщиной, а иногда – лисицей. Оно было диким, волшебным и прекрасным и в то же время жестоким и хитрым. Изабель всегда считала, что это просто сказки.
До этой самой минуты.
Женщина улыбнулась ей – так же как раньше улыбнулась кролику, выхватив его из зарослей клевера на лужайке. И стала приближаться, медленно, шаг за шагом.
Внутренний голос кричал: «Беги!», но Изабель стояла как вкопанная, не в силах сдвинуться с места. Перед ней был не эльф из волшебной сказки, порхающий с цветка на цветок на прозрачных стрекозиных крылышках. И не уютная домашняя фея-крестная, сыплющая стишками и цветущая улыбками. Перед ней было существо таинственное и опасное.
Танакиль, королева фей.
Глава 24
– Ты звала меня, – сказала она, останавливаясь в двух шагах от Изабель.
– Я… я н-нет. Нет. Я н-не знаю. Разве я з-звала? – заикалась Изабель, глядя на нее расширенными от ужаса глазами.
Глаза Танакиль темно сверкнули. Зубы ее вблизи казались еще более хищными. Пальцы – еще длиннее из-за острых черных когтей.
– Меня призывало твое сердце. – Она сухо засмеялась. – Вернее, то, что от него осталось.
Королева фей приложила бледную руку к груди Изабель и склонила голову набок, прислушиваясь. Даже сквозь платье Изабель чувствовала прикосновение изогнутых когтей. Сердце под ладонью Танакиль забилось еще быстрее. Оно уже не стучало, а грохотало. Девушка даже испугалась, что вот сейчас королева вырвет его из ее груди и сердце, окровавленное, будет биться у нее в ладони.
Но вот Танакиль опустила руку.
– От него отрезали кусок, кусок и еще кусок, – сказала она. – Сердце Эллы таким не было.
«Откуда она знает?» – поразилась Изабель и мигом все поняла.
– Так это была ты, – прошептала она изумленно. – Это ты помогла Элле попасть на бал!
А они-то с Тави ломали головы, где сводная сестра взяла карету, лошадей, лакеев, кучера, платье и хрустальные туфельки в придачу. И как она потом выбралась из своей комнаты, где ее заперла Изабель, поджидая принца. Теперь она знала ответ.
– Подумаешь, превратить тыкву в карету, мышей в коней, а пару ящериц в ливрейных лакеев… детская забава, – фыркнула Танакиль. И снова уставилась на кролика.
Пульс Изабель опять участился. «Если ей ничего не стоит превратить тыкву в карету, на что еще она способна?» – мелькнула у нее мысль. Изабель даже забыла про страх. В ее душе вспыхнула надежда.