– Это неприлично, – пригрозила ему Волшебная. Будто бы предмет мог её слышать. Конечно же, своей выходкой зеркало абсолютно точно показало, что думает о своей новой обладательнице.
Впрочем, когда Лилия уже утратила надежду, аксессуар принялся громко вибрировать и качаться в руке из стороны в сторону. Тот цветок, что располагался по центру, стал светиться малиновым мерцанием, будто кто-то другой привёл его в действие.
– Амалия, помоги же мне! – из зеркала, словно из колонки, стали доноситься звуки. Это был голос молодой женщины, в котором… В котором девушка далеко не без удивления узнала свой собственный. Странно, дико было слышать свой же крик, но с противно-покровительским тоном, да ещё и понимать, что ни одно из слов тебе не принадлежит.
Зеркало озарил благородный малиновый дым и вот уже прямо перед Лилей находилась она сама. Девушка не могла поверить: лицо по ту сторону было её точной копией. А самым отвратительным было то, что данный субъект не просто сидел на её любимой кухоньке, но, вдогонку, уплетал пирожные, от которых, к слову, Волшебной пришлось отучаться слишком долго!
– Кто ты?! – В тот момент блондинка себя не сдерживала. Вот он, шанс хоть что-то понять. Конечно, возможно, её по Юнгу «раздробило» на множество «я», но это было так маловероятно, что мысль сама утонула в океане недовольства.
– Моё тело! – блондинка на том конце провода ошеломлённо наблюдала за Лилей, периодически фонтанируя неизвестными ей словами. Судя по всему, этих выражений воспитанный человек знать не должен был. – Ах ты воровка!
– Да уж кто бы говорил! – вообще, работа научила Евгеньевну реагировать на мир более спокойно, но ситуация была из ряда вон выходящей. – В конце концов, я этого не хотела.
– Я тоже, – Лиля на другом конце энергично закивала. – Но если ты этого не делала, тогда кто?!
– Откуда мне знать? В нашем мире вообще магии нет, – к жизни Волшебная, даже несмотря на свою фамилию, относилась скептично. Тем более она говорила чистую правду, а ситуацию проанализировать нужно было. К сожалению, где-то в душе до сих пор оставалась вера в то, что всё это – абсурд, но вести себя абсурдно не хотелось совершенно. – Может, ты в чём-то провинилась?
– Ха! Позволь полюбопытствовать, в чём? Я – Лилия Каролайн, принцесса Рейнская. Меня везли к моему пусть и нежеланному, но долго и счастливо. А теперь оказывается, что я проснулась в теле какой-то женщины, которая, ко всему прочему, ещё и старше меня лет на десять.
– Вообще-то, мне тридцать два, – Лиля считала себя женщиной, но всё-таки ещё молодой и на многое способной. Во всяком случае, до этого момента.
– Мне всё равно! Хочу назад! Мне это необходимо. Тут всё такое странное, что всё, с чем я нахожу общий язык – это те большие светящиеся ящики на столе и прочие вещицы, которые светятся.
– Техника? – Евгеньевна опешила. То, как средневековая леди может ладить с новыми технологиями, совершенно не укладывалось в голове. – Компьютер, телефон, телевизор?
– Не знаю об остальных, но что-то похожее на второе твоя подруга упоминала. Кажется, её зовут Ирэ.
– Ира, – поправила её блондинка.
– Не имеет значения! Она и ещё одна привели меня к лекарю. Ох, он был в таком белом халате, что меня ослепил. Этот наглец заставил меня, принцессу Рейнскую, поднять рубаху! Естественно, я дала ему пощёчину.
– Что?! – при мысли о том, что при следующем визите её терапевт Иван Семёнович будет смотреть на неё как на буйно помешанную, Лиля чуть не упустила голову в это самое зеркало, но сдержалась. В конце концов, предмет даже по виду был весьма дорогим.
– Ну, не знаю, может для тебя это и нормально, когда разные мужчины лапают, но, знаешь ли, я принца жду и для него себя храню, а не для того, чтобы меня трогал первый встречный, – она отвлеклась от еды. – Но потом Ирэ объяснила, что он всего лишь послушает мои лёгкие. В конечном итоге, мы остановились на том, что он выписал мне несколько настоев и дал подозрительный манускрипт с фамильной печатью.
– Это называется «справкой». Тебе открыли больничный, – попыталась объяснить Лиля.
– Мне ничего не открывали! Разве что Ирэ дверь. Стало быть, она провела меня в твои покои. Как же здесь тесно! А платьев – ни одного.