— Что-то не так? — спросила она.
— Откуда, черт побери, у тебя это смешное платье? С блошиного рынка? — прошипел он.
Алекса покраснела.
— Из моего приданого. Это модное платье из коллекции Вивьенн, фрейлейн Эльза его скопировала. Салон Вивьенн самый дорогой в Берлине, и даже Ее Величество императрица Августа Виктория…
— Неудивительно, — прервал жену Ганс Гюнтер. Его лояльность ограничивалась, очевидно, своим высшим военачальником, а вовсе не его супругой. — В будущем я решаю, что ты будешь носить. И чтобы у тебя не было ничего, даже фигового листочка, сшитого фрейлейн Эльзой.
На следующий день он повез Алексу в модный магазин на Софиенштрассе и купил для нее множество нарядов. Платья были дорогие, и она спрашивала себя, как он за них рассчитается. Алекса знала, что из дома Ганс Гюнтер не получает ничего, а жалованья капитана для приличных расходов вряд ли было достаточно. Только позднее она услышала о наследстве, оставленном ему каким-то загадочным дядей.
Этот дядя заработал состояние на службе у какого-то восточного правителя. Перед своей учебой в кадетском корпусе Ганс Гюнтер прожил у дяди год, а позднее сопровождал его в поездках в Турцию и Египет. В семье фон Цедлитц об этом дяде, как помнилось Алексе, говорили редко, и если говорили, то только с какой-то неодобрительной сдержанностью. Когда он умер, его похоронили не в семейной усыпальнице Годенхаузенов, а где-то в другом месте.
Они пробыли в Баден-Бадене всю первую неделю ноября. Погода оставалась теплой и солнечной. Настроение Ганса Гюнтера также было превосходным. Еще только один раз он потерял самообладание, и на этот раз из-за шляпки со страусиным пером, которую она надела к новому платью. Не сказав ни слова, он сдернул шляпку с головы, испортив ее прическу. Все заколки при этом упали на пол.
— Ты безнадежна! — Он расстроенно покачал головой.
Она смотрела на мужа, не понимая причин его гнева.
— Что же я сейчас сделала неправильно?
— Тебе обязательно нужно было одеться и выглядеть, как обезьянка у шарманщика? Ты никогда не научишься? — Он бросил шляпку в коробку. — Как ты могла вообще ее купить? Ты что, не видишь, как она ужасна? Ты в ней выглядишь смешной.
Она подавила рыдание.
— Значит, я выгляжу смешной? И этого достаточно, чтобы меня унижать?
— Вполне. И я буду тебя унижать, пока ты наконец не научишься одеваться со вкусом. — Он подошел к Алексе, посмотрел на нее своими дивными голубыми глазами из-под густых шелковистых ресниц. — Ты прекрасна. Просто чудо творения. Ты по-своему совершенна, как Мона Лиза или Венера Капитолийская. Можешь ты представить себе Венеру в этой шляпке?
Ее лицо было в слезах, но она тем не менее вынуждена была рассмеяться.
— Ты просто сумасшедший. Я никакая не Венера. Для этого я слишком худа. Я всегда надеялась, что моя грудь когда-нибудь станет больше, но нет. Возможно, когда я буду беременна… или после первого ребенка.
— Я хочу, чтобы ничего не менялось, будешь ты беременна или нет.
— И вдобавок я всегда боялась, что ты заметишь, что все мои лифчики с прокладочками.
— Ну и что с того. Мне нужна была девушка, а не дойная корова. Вытри слезы, нам нужно идти. Я хочу двигаться. Слава богу, мы скоро уезжаем. Я кажусь себе тигром в клетке или медведем с кольцом в носу, разница только в том, что я ношу кольцо на пальце. — Заметив, что у нее снова глаза наполнились слезами, он обнял ее. — Ну, не надо. Не будь такой чувствительной. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Я только не привык бездельничать. Женщины этого не понимают. В течение всей моей жизни для меня существовали только долг, дисциплина и уставы. А сейчас ничего этого больше нет. И никакой маршировки, только прогулки. Для стариков это еще куда ни шло. Вспомни Бисмарка — после своей отставки он сразу сдал. И ведь ему вообще-то было семьдесят пять, не тридцать четыре.
Алекса привела себя в порядок, и они отправились на свою обычную прогулку.
Два дня спустя супруги сели в поезд на Берлин.
Тетка позаботилась не только о приданом. Она сняла и обставила для них квартиру в Потсдаме. Ганс Гюнтер подобрал мебель и обивку, и все гости хвалили его безупречный вкус. Ему нравился молодежный стиль, и он настоял на том, чтобы все было заказано в Дармштадте. Разлетающиеся линии на обоях и обивочной ткани вызывали у Алексы головокружение. Она с тоской вспоминала о массивной, в стиле новой готики мебели и широких удобных кроватях в доме фон Цедлитцев.