Он пристально смотрел на Алексу, пытаясь поймать ее взгляд и одновременно пытаясь разобраться в себе. Она не была такой загорелой, как Беата в это время года, и в ее волосах не было таких выгоревших на солнце прядок, как у Беаты. То, что она смотрела на все с вежливым скучающим видом, было следствием того, что за три года замужества она принимала участие во многих подобных празднествах.
Приглашения на Олимп являются для простых смертных великой честью, но по прошествии некоторого времени они теряют свою прелесть новизны, особенно когда обитатели Олимпа произносят всегда одни и те же речи и угощают одной и той же амброзией. Беата во время единственного зимнего сезона, который они провели в Вене, была исполнена несказанного восторга от балов, светского общества и приемов при дворе и радовалась как ребенок; ей нравилось знакомиться с новыми людьми, неважно, кем бы они ни были: обедневшими родственниками, ветеранами забытых войн или пребывающими на отдыхе придворными дамами. Она любила оставаться дома, но так же охотно выезжала в свет, и блеск ее глаз никогда не исчезал, так же как и улыбка на ее лице.
Алекса не заметила Николаса, или только сделала вид, так как ее лицо по-прежнему оставалось любезно-скучающим. На другом конце зала Николас обнаружил ее мужа в парадной форме гвардейского корпуса. То, что он приглашен вместе с женой на этот банкет, говорило об определенном общественном статусе, которому вообще-то ранг Ганса Гюнтера не соответствовал. Красота Алексы, конечно, была отнюдь этому не помеха, но женаты они были только три года, что заставляло сделать вывод, что восхождение Годенхаузена в придворное общество должно было начаться гораздо раньше.
Появление гофмаршала графа Августа Ойленбурга заставило все разговоры смолкнуть. После трех ударов жезла из слоновой кости о пол гофмаршал начал движение по проходу, за ним следовал кайзер, или, как он любил себя называть, Наиглавнейший, ведущий графиню, а за ним — Франц Фердинанд с императрицей.
Николас видел Вильгельма и раньше, но только на природе и издали. Теперь же, увидев его в ярко освещенном зале, он удивился некоторому замешательству монарха. Кайзер напоминал актера, которого ожидают поклонники у выхода со сцены. Приветственные движения руки знакомым, механически вспыхивающая улыбка, игривые шуточки, которые он то и дело бросал гостям, — все это напоминало какое-то представление. Кайзер был меньше ростом, чем казался на портретах, худощав, строен и выглядел моложе своих сорока семи лет. Закрученные кверху усы выглядели более чем воинственно.
Этот закоренелый эгоцентрик использовал каждый свой выход в общество как представление собственной персоны и надевал соответствующий каждому такому случаю костюм. Для этого вечера он выбрал парадную форму полка венгерских уланов, носящего его имя, и играл роль доброго дядюшки, который простил племяннику его юношеские глупости.
Полнейшим воплощением подобной глупости была опирающаяся на руку кайзера женщина, которая, казалось, совершенно спокойно воспринимала высокую честь — быть принятой немецким кайзером. Это была женщина с довольно пышными формами, хорошо сложенная и всем своим видом излучающая здоровье и самодовольство. Графиня улыбалась дамам и господам, между которыми она проходила, без тени снисходительности или насмешки, хотя знала, что многие из них, особенно австрийцы, до и после ее замужества злословили по ее адресу и старались унизить, как только могли. Супруг ее, очень высокий, но с плохой осанкой, в парадном мундире, плохо сходившемся на животе, пребывал в редком для него благодушном настроении; в конце концов, его супругу с почестями, которые соответствовали члену королевского дома, принимал один из ведущих дворов Европы.
Эрцгерцог узнал Николаса и нахмурился. Несколько секунд он смотрел неодобрительно, затем коротко кивнул и повернулся к императрице. Каради не стал ломать над этим голову; только спросил себя, чем он мог вызвать неудовольствие эрцгерцога. Возможно, тем, что его перевели в Берлин, предварительно не доложив об этом эрцгерцогу. Казалось, что Франц Фердинанд не совсем уютно чувствовал себя в роли наследника одного из старейших престолов Европы, роли, которую неожиданно для себя он должен был принять после загадочного самоубийства эрцгерцога Рудольфа.
Николас до этого никогда не видел императрицу Августу Викторию и нашел, к своему удивлению, ее — женщину около пятидесяти лет и мать семерых детей — довольно привлекательной. У нее было румяное лицо, фигура с приятными округлыми формами, мягкие пышные волосы — типичный облик немецкой домохозяйки. Ее наряд был сшит из пурпурной камчатой ткани, плечи обнажены, вырез на платье был настолько глубоким, что взгляду открывались очертания пышного белого бюста, который украшала цепочка из бриллиантов, рубинов и нескольких нитей жемчуга, уложенных так тщательно, как будто они располагались в витрине ювелирного магазина. На правой груди у нее был приколот орден Золотого руна.