На другой день состоялись похороны, да такие, что весь район о них толковал потом три месяца. Вначале все шло, как положено. Зинку мучили все, кто мог. Вся деревенская любовь к торговцам и предпринимателям выразилась в полную силу. И приличного места на кладбище не оказалось, и гроба не нашлось, потому что плотник запил, и венки корова языком слизнула. Оттого, что Зина из сил выбивалась, чтоб Колюню прилично похоронить, стали талдычить, что она сама убийц наняла, а теперь следы заметает. Да так искусно, что лица на ней нету и кожа повисла. Настоящая артистка, хоть в театре выступай. О Колюне никто особенно не жалел, мужик он был никудышный, и получше его люди померли без этакого шума, и зачем Зинке этот спектакль, если не утаить настоящую причину?
На похоронах она отличилась: рыдала-рыдала и высказалась-таки. Детский стишок в насмешку выдала. Брякнула: «Наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил!» Что и означало, что она смерти его втайне желала. А как иначе было трактовать эту выходку?
Но дело на том не кончилось. Когда уже гроб закопали и сели поминать – Зинка прямо во дворе столы поставила – приехала телевизионная группа. Поздравлять ее. И с чем? Тут всех прямо как бревном пришибло. Зинка, оказывается, в розыгрыше журнала какого-то победила и выиграла. Не больше, не меньше, как миллион рублей. Ничего не делала, анкету заполнила, отправила, на журнал подписалась и выиграла. Виданное ли дело, чтоб так повезло, и главное, кому? Телевизионная группа, увидев накрытый стол, решила, что здесь выигрыш празднуют, а это победительница мужа хоронит, и вид у ней под стать только что похороненному супругу. Он в гробу лучше смотрелся. Но они все равно вручение награды представителями журнала засняли. Дело известное: богатый и в гробу выглядит лучше, чем бедный на свадьбе. А Зинка теперь богатая.
Телевидение уехало, все выпили, стали, конечно, с вдовой мириться. В конце концов, не такая уж она и плохая. Не жадная, в долг всегда давала, не припирала, у кого нужда. В общем, пожалели эту гадюку-миллионершу, так она в ответ концерт закатила – мол, ешьте, пейте, гости дорогие, глаза бы мои вас больше не видели с вашей злобой и завистью. Чтоб вы все подавились. Тут, конечно, кусок в горле у любого застрянет. И свекровь ее, Колюнина мать, встала и на стол харкнула. Так Зинка на нее бросилась с кулаками. Старуху с ног свалила, крича, что та всю жизнь ее попреками заела, источила, как ржавчиной, а жила на ее деньги. Вразнос пошла, деньгами попрекала свекровь и убежала в лес, крича «Да подавитесь вы, сволочи!» В общем, Санта-Барбара.
Все эти районные пересуды Дина со Светой слушали то от хозяек, то от Юры, то от Семена, не преминувшего их навестить.
Дина же, которую Юра снова взял с собой, на другой день много чего увидела и собственным глазами. Они с Юрой, сойдя в Ольховке, встретили Зину в станционном ресторане. Сидела она одна во всем зале, стол перед ней ломился, в графине стояла водка, да только она ни к чему не притрагивалась, а смотрела сквозь стеклянную стену, точно ничего не видела.
Дине она показалась худой и красивой. Она была накрашена, хорошо причесана, в черном платье и на каблуках. Вокруг глаз темное, глаза и губы блестят. Зина позвала их за свой стол, угостила, выпила с Юрой немного водки и даже улыбнулась Дине. Правда, с усилием.
Юра, выпив, упрекнул Зину, зачем она на похоронах стихи про Мойдодыра прочла. Дина аккуратно хлебала щи и делала вид, что разговор ее не касается, но слушала очень внимательно и с интересом. Многое было непонятно, но кое-что запомнилось очень хорошо.
– Так ведь, – ответила на его вопрос Зина, – я и не помню, что говорила. Ум словно помутился. Наверное, хотела сказать, что Колюня погиб, оттого что за меня вступился. Первый раз в жизни вступился, когда меня бандиты избили. И что я это ценю. Вот так, наверное.
– Эх, Зин, наивная ты душа... – пожалел ее Юра. – Придумываешь, чего нет. Разве Колюня был на такое способен?
– Был.
– Ну ладно, ладно, успокойся. Пусть он будет героем. Так всем лучше.
– Да, – эхом отозвалась Зина. – Так лучше.
– Я тоже не люблю мир без обмана.
– Это не обман. Все так и есть, – хмуро возразила Зина.
– Хорошо. Ладно. Пусть. Я с тобой согласен.
– Со мной теперь все согласны, – с горечью произнесла Зина. – Я теперь миллионерша. Словно бы я другая стала, лучше или красивей...
Дина понимала, что спор шел из-за Колюни. Зина верила, что он хороший, а Юра нет. Считал все обманом, на это и намекал. У Дины насчет Колюни было собственное мнение. Ни хорошим, ни плохим она его считала. У него было монгольское бешенство, а потому он мог сделать что угодно, всякое мог сделать. Бешенство, оно и есть бешенство, и спорить тут было нечего.