— …Продолжаем передачу областных известий, сказал звонкий голос диктора. — На выставке юных техников, открывшейся сегодня во Дворце пионеров, общее внимание привлекла машина для боронования четырнадцатилетней школьницы Раи Горской. Машина передается для экспертизы и дальнейшей разработки в Институт сельскохозяйственного машиностроения, котор…
Тут громкоговоритель внезапно замоли так как профессор, снова услышав о машине и об институте, со злобой выключил радио. Валя засопел, едва сдерживая смех: «Так ему и надо, этому деду, — пусть не издевается над другими!»
* * *Валя и жена профессора играли совсем не так плохо, как это казалось сегодня Кранцеву. Их игра прямо очаровала Шуру и Лену Горских, слушавших музыку, сидя у себя на окне.
Домашние дела были окончены. Девочки уложили Женю спать и отдыхали от всех своих забот.
Шура вся погрузилась в слушанье музыки, Лена сидела, держа возле себя заметно подросшего с весны Эдуарда, и даже Рая, несколько приободрившаяся после поездки на выставку, забыла о своих неприятностях.
— Как они хорошо играют! — сказала в восхищении Шура. — Это настоящие музыканты. Вот если бы у нас был рояль или какой-нибудь другой настоящий музыкальный инструмент, я бы тоже играла дома. Ты бы, Рая, сделала мне арфу или флейту, а то поговорила и забыла.
— Сделаю как-нибудь, — отозвалась Рая. — Я не забыла, а просто руки не дошли.
— Слушайте, слушайте! — воскликнула Шура. — Это Бетховен. Я очень люблю его…
— А ты любишь Бетховена, Эдуард? — нежно спросила Лена, наклоняясь к своему поросенку.
— Нет, я отдаю предпочтение Штраусу, — с хрюканьем проговорила Рая, стараясь подделаться под Эдуарда.
— Это о-го-го какой музыкант! Я тоже обожаю его-го-го! И еще как ого-го-го! — радостно загоготала Лена, подражая своему белому гусю Тюльпану.
— Зверинец, тише! — прервала Шура сестер. — Не мешайте слушать.
— Ну вот, Рая, дело с твоей машиной закончилось благополучно, — сказала Шура, когда внизу перестали играть. — Теперь остается только осеннее испытание. Это неприятно, но вовсе не так страшно: ты с этим прекрасно справишься.
— А пока что успокойся и отдыхай, — резюмировала Лена. — Все будет хорошо.
— Как это так — успокойся и отдыхай? — Даже несколько обиделась Рая. — Дело с машиной далеко не закончилось, оно только начинается, а геометрией придется заниматься целое лето! И завтра же мне придется рассказать маме все… — запнулась Рая, — …о геометрии. А о машине я расскажу ей послед когда настоящая машина уже будет работать в поле! — закончила она, довольная только что придуманным ею способом отложить окончательное объяснение с матерью.
Следующий день был воскресенье. Горские все вместе отправились кататься на лодке, захватив с собой рыжего Мишку и даже Эдуарда Кондитера. Конечно, Рае было уже некогда да и неудобно говорить при товарищах о своем провале по геометрии. Назавтра Александра Михайловна приехала из города, когда Рая уже спала, и разговор опять не состоялся. На третий день, наконец, Рая собралась с силами я решительно подошла к матери.
— Слушай, мама, мне нужно с тобой серьезно поговорить о моих школьных делах.
— Если о твоей переэкзаменовке по геометрии, то не надо. Я целиком на тебя полагаюсь, — неожиданно улыбнулась Александре Михайловна. — И вообще сейчас каникулы, ни о каких школьных делах я не хочу и слышать!
Тогда Рая поняла, что была не совсем справедлива к своей матери. Мать знала все от старшей вожатой Маруси Синеоковой и от учителей Раи. Знала, конечно, и о машине, но молчала. Она видела, что дочери будет сейчас тяжело говорить о своем провале, и понимала, что Рая и так уже получила хороший урок. А кроме этого, она не сомневалась в способностях дочери и была уверена, что у Раи недоразумений с геометрией больше не будет.
Один за другим катились веселые дни дачной жизни. Сестры отдыхали после испытаний, играли с неугомонным поросенком Эдуардом, устраивали облавы на одичавшего гуся Тюльпана, в погоне за которым однажды чуть не утонула Лена, занимались раскопками в оврагах, так как по предложению Шуры собирались организовать собственный археологический музей, купались в реке вместе с многочисленными новыми подругами и товарищами.
Рая принимала во всем участие наравне с остальными. Она, конечно, была очень рада, что мать так спокойно отнеслась к ее провалу по геометрии, и чувствовала к Александре Михайловне нежность. Однако была в этом и другая сторона: слова матери о доверии опять ко многому обязывали Раю.