– Мы будем играть в снап[12]? – с надеждой спросила Лиана. Мама редко разрешала ей играть в игры, которые не носили образовательный характер.
– Нет, – Изиса махнула рукой, – эти карты особенные. Если задать им вопрос, они ответят на него.
– Вопрос о чем?
– Обо всем.
– Но как? – удивилась Лиана. – Если они не могут говорить, как же они ответят?
– Они говорят не так, как мы, – улыбнулась Изиса. – Поэтому и слушать их нужно немного по-другому.
Лиана попыталась разобраться, что к чему, но из этого ничего не получилось, и ей пришлось спросить:
– В каком смысле? Как?
Ее мать подалась вперед и перевернула первую карту.
– Глазами, а не ушами.
Девочка тоже подалась вперед, вглядываясь в картинку на лицевой стороне карты – изображение мужчины и женщины, скованных вместе кандалами на лодыжках. Женщина была одета нарядно, в шелка и меха, а мужчина был нагой, имел зеленоватую кожу, красные глаза, волосы, причесанные в виде рогов, и копыта вместо ног. Она стояла, отвернувшись в сторону, а он смотрел на нее так, словно хотел получить нечто такое, чего женщина никак не желала ему отдавать. Глядя на картинку, Лиана заплакала.
– Что с тобой, малышка? Почему ты плачешь?
– Я не плачу. Я не хочу знать, – пробормотала она. – Я не спрашивала. Я не хочу, не хочу…
– Чего ты не хочешь знать?
– Он опасен, Da… то есть мама, – сказала Лиана. – Он причинит тебе зло, он…
– Не говори ерунды, Ана, – перебила ее Изиса. – Дьявола не существует, это просто символ.
– Что такое «символ»?
Мать девочки нахмурилась.
– Разве ты не знаешь?
– Конечно, знаю, – ответила Лиана, хотя на самом деле она не знала этого слова. – Я просто…
– Вот и хорошо, – Изиса ободрительно сжала руку дочери. – Не беспокойся, Дьявол – это не то, что ты думаешь. Посмотри… – она протянула руку и перевернула остальные две карты.
Все еще шмыгая носом, девочка поглядела на карты из-под руки матери.
Шестерка Кубков – мама-русалка с сыном, протягивающим матери вазу, полную цветов и звезд. Эта карта немного успокоила Лиану, но карта Башня показалась ей еще более жуткой, чем карта Дьявол, – на этой картинке дул серый ветер, на фоне которого стояла разрушающаяся каменная башня, а из ее окон падали мужчина и женщина, летящие в объятия смерти.
Лиана почувствовала, как мама сильно напряглась. Хотя Изиса ничего не сказала ни тогда, ни многим после, девочка поняла, что ее страхи подтверждаются. Даже после того, как ее мама убрала карты обратно в шкатулку и сменила тему, Лиана чувствовала необъяснимую тревогу, которая продолжала висеть в воздухе еще много дней.
На протяжение следующей недели дочурка несколько раз заходила в мамину спальню. Она старательно тасовала колоду карт снова и снова, затем вынимала из нее три карты. Но сколько Лиана ни перетасовывала колоду, эти три изображения оставались одними и теми же. Каждый раз. Иногда они выпадали в ином порядке, но история, которую они рассказывали, всегда оставалась одной и той же.
– Я не хочу.
– Давай, давай, – сказала ее mama. – Не будь такой трусихой.
– Я не трусиха, – возразила Беа, – просто не хочу.
Клео со вздохом подняла камень и ударила им по улитке, ее дочка вздрогнула. Женщина убрала камень и показала раздавленные останки – расколотую ракушку и мягкое тельце улитки, растекшееся кашицей по каменной плите.
Беа хотелось попросить у улитки прощения, ведь та ничем не заслужила такого безжалостного обращения. Она была принесена в жертву ради тренировки, ради того, чтобы преподать девочке урок бездушия.
– Не будь такой слабохарактерной, nina, – сказала Клео, убрав с лица длинные волосы. – Ese es el punt[13]. Мы делаем это не без причин, тебе надо закалить характер. Если ты не способна раздавить улитку, то как ты сможешь убить оленя или мужчину? Как подготовишься к тому, что будет?
Беа кивнула. Она знала, что будет – это было излюбленной темой ее матери, о которой та могла рассуждать часами, – и ей не хотелось снова об этом говорить. Интересно, подумала она, что сказала бы abuela[14], которая так любит обнимать и кормить ее, о том, как внучка провела воскресенье? А что бы сказали ее друзья? Вряд ли когда мисс Эванс спросит учеников своего класса, как они провели выходные, кто-то из однокашников Беа расскажет о жестоких убийствах моллюсков. Почему ее mama не могла вместо этого сводить дочь за покупками в универмаг Селфриджиз, как mama Люси Саммер? Или отдать на уроки балета, как mama Ники Челлис?