-- Имейте терпение, дорогой барон Нордман, и оно окупится сторицей.
Это были последние слова госпожи Жанны. Затем она перекрестила моего мужа и отправила на рынок, записав на бумажке, к кому лучше обратиться.
Решив, что совет достаточно мудрый, Рольф заехал в самую богатую ювелирную лавку и, пообещав хозяину, мэтру Кримасу десять процентов от каждой продажи, поместил возле окна вазу, в которой были утоплены шесть коробочек.
Несколько необычное зрелище привлекло любопытных. Но в первый день никто так и не рискнул ничего купить. Соседи-лавочники и покупатели обсуждали: выдержит ли краска и не разбухнет ли дерево. Сам Рольф при этом не присутствовал. Они с графом Паткулем уехали смотреть какой-то племенной скот.
С утра в лавку потянулись первые покупатели. По словам ювелира, первые две шкатулки большого размера приобрел в приданое своим дочерям один из самых богатых купцов города.
-- Оно конечно, девки еще мелкие у меня, но под всякие колечки и сережки им этакая штука очень сгодится. Оно вроде и недешево, но уж больно работа искусная и по-благородному смотрится.
-- Могу вам по секрету сказать, дражайший мэтр Шутор, что этакие шкатулки преподнесли в дар нашему графу и графине. И говорят, госпожа графиня пожелала себе вторую такую, – слегка приврал мэтр Кримас покупателю. – Так что вы, почтенный, может быть и для жены такую приобретете? Следующая партия, как мне сообщили, будет стоить значительно дороже. Это я вам, как хорошему соседу подсказываю.
Мэтр Шутор скреб бороду и размышлял…
***
Рольф радовался, как ребенок, смешно пересказывая мне в лицах этот диалог и очень жалея, что не присутствовал при этом сам. По словам ювелира, мэтр Шутор не только купил еще одну шкатулку для жены, но и выразил огорчение, что «… больно рисунки бабские, птички да цветочки. Вот если бы что солидное и настоящее было: со зверьем каким или битой птицей, как на картинах у графа, я бы себе непременно такую прикупил.».
Все еще немного ошеломленная этим рассказом, преисполненная благодарности к госпоже Жанне, я несколько минут бездумно перебирала монеты, пытаясь сообразить: сколько же здесь, и постоянно сбиваясь.
-- Рольф, а сколько тут?
-- Девять полных золотых и шестнадцать серебряных – спокойно ответил муж.
Таких больших денег в этом мире я еще в руках не держала. Даже на приданое, которое выплатил в качестве компенсации граф Паткуль, посмотреть не довелось: как-то вот интереса не было. Но то, что сумма очень крупная, я понимала.
-- Рольф, а что мы будем делать с этими деньгами?
-- Это неправильный вопрос, Олюшка. Не мы «будем делать», а ты будешь делать, – слово «ты» он выделил голосом. – Это полностью твой доход, и решать, что делать с деньгами, ты будешь самостоятельно.
Я машинально кивнула и сказала:
-- Хорошо, я решу.
Пожалуй, для этого мира такой поступок – высший знак любви и доверия. В мире, где женщинам позволяли иметь жалкие копейки от продажи яиц или шерсти, разрешить жене распоряжаться такой крупной суммой мог только очень порядочный человек. Не следует забывать, что баронство все еще было в долгах, но Рольфу не пришло в голову тянуть руки к моим доходам. Четко разделяя мир и дела в нем на женские и мужские, он, тем не менее, был честен и признавал за мной право решать самой.
***
Получив такие серьезные деньги, я села думать. То, что мы вдвоем с Эммой все лето, не разгибаясь, расписывали эти шкатулки, принесло неожиданно прекрасный результат. На такие деньги, признаться, я и не рассчитывала. Проблема была в том, что скоро я не смогу так долго сидеть за столом: растущий живот будет мешать. Но и снижать темпы работы мне бы не хотелось.
В мастерской сейчас было два работника, которым платил Рольф. Это они склеивали бумагу, зажимали изделия в струбцинах, вываривали в масле, сушили, клеили и так далее. Мы с Эммой только наносили рисунок. Каждая шкатулка размером с мою ладонь требовал от шести до восьми часов работы художника. Над большим ларцом можно было и несколько дней просидеть.
Дай Бог здоровья госпоже Жанне за ее совет и такой удачный старт. Но для меня лично этот старт значил, что я теряю время и не покрываю потребности рынка. Именно поэтому, вместе того, чтобы прыгать от радости, сорить деньгами и накупить кучу всего, что не хватает в хозяйстве, я села считать. Рольф уже сладко спал, а я все еще раскладывала монеты столбиками, группируя их в разных комбинациях. На все желаемое мне все равно пока не хватит. Значит, нужно тратить на то, что жизненно необходимо.