— Но подразумевал, — сказал полковник. — У вас есть еще вопросы к этому человеку? — По его тону было ясно, что вопросов быть не должно, но лейтенант Хилл сказал:
— Да, сэр. Благодарю вас, сэр. — Он вновь повернулся к Такеру. — Обвиняемый пытался бежать, когда увидел вас?
— Нет, сэр. Он, кажется, совсем вымотан был. Еле на ногах держался.
Следующим свидетелем был майор Джайлз, который кратко описал их разговор с Томом, когда того привели.
— Вы поверили в его рассказ? — осведомился майор Пилтон.
— Нет, не поверил, — ответил Джайлз.
— И вы арестовали его до выяснения?
— Да.
— И что же выяснилось в результате? — спросил прокурор.
— Он сказал, что командир его роты, капитан Фредерик Херст, предоставил ему отпуск на сорок восемь часов по семейной надобности.
— А капитан Херст это подтверждает?
— Нет. К сожалению, капитан Херст был убит первого июля, когда вел своих людей в бой.
— Вы не нашли никого, кто мог бы подтвердить существование этого… пропуска? — Последнее слово он произнес так, будто от него у него остался неприятный привкус во рту.
— Нет, сэр. Хотя надо сказать, что из роты капитана Херста очень мало кто выжил. Те, что благополучно вернулись в строй, переведены в другие подразделения.
— Значит, слова обвиняемого подтвердить некому?
— Нет, сэр.
Офицеры за столом старательно вели записи. Полковник Бриджер, кажется, и вовсе записывал все дословно, и то и дело просил майора Пилтона подождать, пока он пишет.
Когда наконец настал черед лейтенанта Хилла задавать вопросы майору Джайлзу, он спросил:
— Предпринимал ли кто-нибудь попытки связаться с теми, кто остался в живых из батальона рядового Картера?
— При нынешнем положении дел очень сложно установить местонахождение людей, — уклончиво ответил майор.
— В таком случае никто не может подтвердить, что капитан Херст не разрешал обвиняемому отправиться в Альбер сразу после наступления.
— Это настолько маловероятно, что почти невозможно, — ответил майор Джайлз. — Идет крупнейшее наступление за всю войну. Ни один офицер в такое время не станет раздавать отпуска ни по семейной надобности, ни по какой-то еще.
Лейтенант Хилл понимал, что больше он ничего не добьется, и остро чувствовал, с каким отвращением смотрит на него полковник.
— Обвиняемый утверждает, что он доставил раненого Джимми Кардла в расположение неизвестной ему части. Вам удалось найти этого Кардла?
— Он вскоре после этого умер от ран.
— А тот офицер в окопе, который дал Картеру рубашку и гимнастерку взамен той, которую он оставил на раненом Сэме Гордоне?
— Нам не удалось найти ни одного офицера, который вспомнил бы что-то подобное.
— Возможно, — предположил лейтенант Хилл, — этот офицер тоже был убит.
— Это не более чем предположение, — перебил его полковник Бриджер. — Есть у вас еще вопросы?
Лейтенант Хилл видел, что дальнейшие расспросы принесут больше вреда, чем пользы, поэтому сказал:
— Нет, сэр. Я хотел бы, чтобы арестованный сам дал показания.
Тома привели к присяге, а затем лейтенант Хилл попросил его своими словами рассказать о том, что произошло. Повторяя свой рассказ, Том заметил, что полковник перестал записывать и сидит, откинувшись на спинку стула и глядя на него холодными серыми глазами.
Наконец майор Пилтон прервал Тома и сказал будничным тоном:
— Вы говорите, что этот пропуск не вступил в силу немедленно? Ваш отпуск начался не сразу?
— Нет, сэр, — сказал Том. — Капитан Херст сказал, что я не могу уйти до конца наступления. Сказал, что не знает, когда оно будет, но очень скоро. Сказал, что, когда все закончится, меня отпустят на сорок восемь часов… чтобы я мог жениться. — Это звучало неубедительно даже для его собственных ушей, но Том продолжал: — Я сам приютский, сэр. Никогда не знал своих родителей. Я не хотел, чтобы мой ребенок рос без моей фамилии, не хотел оставлять его без защиты. Мы с Молли так или иначе собирались пожениться, но я хотел, чтобы мы поженились до того, как Молли уедет домой.
— Итак, — майор Пилтон пропустил все слова Тома мимо ушей, — значит, ваш пропуск не должен был вступить в силу до окончания наступления.
— Нет, сэр.
— А ведь оно еще не закончилось, Картер. Наступление все еще продолжается с того утра, когда вы поднялись в атаку из окопов.
— Лейтенант Херст поставил дату — восьмое июля, сэр.
— И почему же именно восьмое? — спросил прокурор.
— Потому что он думал, что к тому времени сражение закончится, сэр. Он думал, мы перейдем через немецкие рубежи и хорошенько окопаемся, и тогда он сможет отпустить меня на пару дней, сэр.