Теперь можно будет все начать заново, посвятить свою жизнь девочке. Пусть она уже не ребенок, а подросток, почти женщина, только юная, неопытная, но она нуждается в поддержке. Только Алка с ее отрицательным жизненным опытом может помочь ей стать человеком, не дать свернуть с прямой дороги, осторожно поддержать, чтобы девочка не запуталась и не наделала ошибок. А чтобы все. срослось, нужно-то всего ничего: чтобы не было Алика! Когда его жена Наташка останется одна, ей будет не до Светы...
Алка опустила ноги на пол и откинулась на спинку дивана. Покосилась на Шизу, смолившего одну сигарету за другой.
– У меня в тех местах, ну, где они прячутся, есть знакомый, – доверительным тоном сказала она. – Перекупщик один, мастак на все руки. Он сам их привезет, если заплатить. Хочешь, поговорю?
– А чего раньше молчала? – недоверчиво спросил Шиза, подозревая подвох.
– Раньше я тебе так помогала, а теперь у меня условие. Личный интерес.
– Что за условие?
– Старшая девчонка – моя.
– Нафиг она тебе? – удивился Шиза. – Да и как это – твоя? У нее мать есть родная.
– Она – Димина, – торжественно произнесла Алка. – Его дочь!
Шиза Алке не поверил. Бредни какие-то. Но, в сущности, какая разница, чья дочь старшая. Его проблема – Дина, маленькая, та без базара папина любимица. Только так можно его прищучить.
Шиза поглядел на Алку: та сидела довольная, улыбчивая, с ямочками на щеках. Прямо, расцвела на глазах! Вопреки рассудку, она ему нравилась. Хотя связываться с этой ведьмой небезопасно, но в том-то и фишка. Поэтому он и тащился от нее.
Шиза принес с кухни стаканы и бутылку вина, поставил на стол, молча откупорил. Алка с любопытством наблюдала.
– Выпьем? – предложил он. – «Оджалеши» называется. Что за названье у вина, мрак.
– За наш договор? – сощурилась Алка.
– Просто так. Кстати, ты обещала мне один раз. Не припоминаешь?
Сегодня дьяволица была сущим ангелом. Образцом сговорчивости. То ли перед ней маячили радужные перспективы, о которых Шиза не подозревал, то ли просто настроение было на это дело. Она выпила вина и расстегнула пуговицу на блузке. Долила в стакан, выпила еще и расстегнула вторую. Шиза пересел на диван и помог ей освободиться от одежды, поразившись ее хрупкой бестелесности. На сцене она выглядела более крепкой, правда, это было еще до похорон Димы. Алка ласково потянула его к себе, он прижался щекой к ее стриженой голове с жалкими вихрами, и внутри у него что-то оборвалось. Влюблен он, что ли?
Он скинул одежду и перестал отвлекаться на пустяки. Алка с самого начала принялась его морочить. Игра шла на повышение. Когда он почти доходил до пика, она вдруг его отталкивала, и он впадал в бешенство, пытаясь вернуть гаснувшее возбуждение, а вернув, снова плыл назад. С такой техникой ему еще не приходилось сталкиваться, он так истомился желанием, что когда оно перешло в оргазм, он закричал, как раненый. И рухнул на нее трупом: не мог ни говорить, ни дышать. Это было подобие смерти, полное отсутствие желаний.
Он позавидовал Фараону, который, наверное, переживал такое каждую ночь. Каждую ночь умирал на своей женщине и оживал вновь. Жизнь его была еще интересней, чем казалась на первый взгляд.
Шиза лежал на спине рядом с Алкой, поглядывая на нее искоса с удивлением: знает она, в чем ее фишка или нет? Пользуется этим, цепляя мужиков? Может, она просто профессионалка, а сама ничего не чувствует, как надувная резиновая баба? С профессионалками тоска зеленая – неинтересно. Вставил, вынул и забыл. Как в сортире – вошел, сделал свое дело и вышел. О чем тут вспоминать?
Он не заметил, как задремал. Когда проснулся, уже в сумерках, Алки не было, но остался в воздухе какой-то невидимый след. Послевкусие какое-то. Сейчас она казалась ему лучше, чем была на самом деле, загадочней. Захотелось ее вернуть, погладить по ощипанной голове.
Старость, что ли, усмехнулся Шиза. Он сам себе удивлялся, своей неожиданной сентиментальности. Раньше девок по подъездам тискал и трахал без всяких чувств, теперь охота по голове гладить. Точно, старость и есть.
Он набрал ее телефонный номер. Она взяла трубку не сразу.
– Алла, – сказал он, – ты будь осторожней. Я тебе не говорил, но Аликовы меня пасут. Гурама тоже.
– Это, надо понимать, любовное признание? – спросила она ехидно и бросила трубку. Все эта стерва о себе знает, решил он. Продуманная. Сволочь расчетливая. И отдалась нарочно, с умыслом.