— Да, не собиралась. И где она теперь? Кто-нибудь что-нибудь о ней слышал? — спросила Ольга.
— Что за несанкционированный митинг? — появилась на пороге Амалия.
— Что же будет? Мы волнуемся.
— Волноваться обязано руководство, а в ваши обязанности волнения не входят. О положении дел на текущий момент скажу следующее: пока никто ничего толком не знает, прошу коллектив не поддаваться панике. Руководство фирмой я беру на себя. Пока. До выяснения обстоятельств. Мы должны работать и доказать, что «СуперНика» — непотопляемый корабль, которому не страшны никакие преграды на пути.
— Это она Риткину смерть называет преградами на пути? — тихо спросила Ольга у Людмилы.
— Девочки. Я впервые обращаюсь к вам так фамильярно. Но ситуация меня оправдывает. Девочки, в эту сложнейшую минуту мы не должны опускать руки, — продолжала Амалия.
— А не то протянем ноги, — шепнула Ольга Людмиле.
— Может, это не последняя беда в нашем коллективе… — продолжала Амалия.
— Амалия Станиславовна, вы уж говорите прямо, кто там на очереди после Доминики и бедной Ритки? — вскрикнула Ольга.
Амалия даже не глянула в ее сторону.
У Борюсика было много работы. Он был счастлив. Пациентки шли косяком.
— У меня постоянно болит спина. От сидения за компьютером ломит шею, — жаловалась одна из них.
— Отлично, — кивал Борюсик.
— А потом эта боль начинает распространяться на правое плечо и спускается почти до локтя.
— Превосходно.
— К вечеру немеют кончики пальцев на правой руке.
— Просто великолепно!
— Что же хорошего? Мне жизнь не в радость, а вы так радуетесь, будто встретились не с моим остеохондрозом, а со старым добрым знакомым.
— Так оно и есть, — признался Борюсик. — Вы читали мою вывеску? Там написано, что я борюсь со всеми перечисленными вами симптомами. Борюсь и побеждаю.
Пришел Юрий Владимирович, с порога выпалил:
— Борис, случилось непоправимое.
— Извините, Юрий Владимирович, но у меня пациентка, я сейчас закончу и мы поговорим.
— Ты ничего не знаешь? — удивился Юрий Владимирович.
— А что я должен знать… Прошу вас, дайте мне наконец работать.
— Борис, мужайся. Сегодня ночью убили Маргариту.
— Что вы сказали? — Борюсик изменился в лице.
— У тебя есть телевизор? — спросил Юрий Владимирович.
— Да.
— Включи, сейчас должны быть последние известия, сам все услышишь.
Борис был бледен как смерть.
— Борис, так нельзя. Крепись. Мне не легче, чем тебе, — успокаивал его Юрий Владимирович.
— Но у вас все живы.
— Они подозревают, что покушение организовала моя бедная Доминика. Все СМИ об этом гудят. А следствие радо и счастливо — настоящего убийцу где найдешь, а посадить кого-то надо! Амалия была утром у следователя.
— У этого подонка? — возмутился Борюсик. — Его долго убеждать не нужно. Версия сама идет в руки. В первый раз не убила, так во второй догнала.
— У этой версии, к сожалению, есть крепкая улика — орудие убийства, принадлежавшее моей дочери, и мотив. Они считают, что Доминика мстила Ритке за то, что по ее вине лишилась своей фирмы. Для них это более чем убедительно. Да, тебе нельзя особенно светиться. Ведь это преступление косвенно подтверждает и твою вину в первом случае.
— Как это? — не понял Борюсик.
— Если это преступление совершила Доминика, то и первое совершила тоже она. Только твоими руками. Я думаю, ты должен скрыться на время.
— Никуда я не буду скрываться, — возмутился Борюсик. — Я сейчас сам пойду в милицию. И все выясню. Этого просто не может быть! Это чудовищная ошибка! Юрий Владимирович! Почему все говорят только о преступнике? Тот убил, не тот убил? А почему они ничего не говорят о моей Маргариточке? Где она? Что с ней? Почему молчат врачи «скорой»? Я хочу все знать, меня ничто не остановит!
И Борюсик помчался в больницу.
— Состояние тяжелое, — сообщил ему врач. — В сознание больная не приходила. Мы уже сделали все необходимые анализы. На очереди МРТ и прочее. Но определенного пока ничего сказать не могу. Динамика — к ухудшению.
— Слава богу, что жива! — обрадовался Борюсик. — Почему же пресса написала о смерти?
— Вопрос не ко мне. Вы же знаете журналистов. Им «скорая» сказала, что боится не довезти, они и раздули сенсацию. К тому же Калашникова действительно была на волосок от смерти. Если бы удар пришелся буквально на сантиметр левее… И с вами бы тут разговаривал не я, а патологоанатом.
— Скажите, что нужно от нас? Чем мы ей можем помочь?