Столы, стулья — все здесь было такое маленькое, словно ненастоящее. А пол какой! Женя никогда не видела такого — полированные дощечки уложены «елочкой». По такому полу неловко шагать в пыльных после дальней дороги сапогах. И она старалась ступать своими широконосыми керзовыми сапогами как можно осторожнее. Походка у нее была легкая, и она шла бесшумно.
Вот и дверь с табличкой: «Заведующий учебной частью».
Маленький кабинет был обставлен совсем просто: стол, этажерка и несколько стульев. На столе тоже ничего лишнего: письменный прибор, остро отточенные карандаши, графин с водой, какая-то толстая книга в красном переплете.
Завуч Тамара Петровна Викентьева оказалась той самой женщиной, которая только что бранила босую девочку. Держалась она очень прямо. Русые волосы ее были зачесаны как-то особенно гладко и уложены вокруг головы валиком.
— Здравствуй, Женя. — Голос у Тамары Петровны был очень тихий.
Девочка вздрогнула. «Женя…» Так ее называли только дома. Так ее звала мама.
И Жене представилась мама такой, какой она видела ее последний раз: в старой ватной телогрейке, простоволосая, с капельками крови на щеке. «Женя, — кричала мама, — Зину, Зину береги!»
Только Женя не сберегла ее…
— Ты, значит, к нам? Отлично, — все так же негромко сказала Тамара Петровна. — Да ты садись.
Девочка молча села на стул возле стола.
— Ты одна? — спросила Тамара Петровна.
Женя угрюмо промолчала.
Тамара Петровна покосилась на чемодан:
— Так… Откуда же ты пришла или приехала, Женя?
Женя понимала, что не отвечать нельзя. Но она не могла произнести ни слова. Точно чья-то жесткая рука сдавила ей горло. Нахмурив брови, скрывая подступившие к глазам слезы, девочка опустила голову.
Стараясь вызвать Женю на разговор, Тамара Петровна спросила, где и в каком классе она училась, в какой собирается поступить.
— По возрасту тебе следует быть по крайней мере в пятом.
«По крайней мере?» Женя тряхнула головой:
— А я меньше чем в пятый и не пойду!
Тамара Петровна внимательным, долгим взглядом посмотрела на странную новенькую. Ей понравилось, как аккуратно, еле заметной полоской подшит к гимнастерке белый подворотничок, как туго, по уставу, затянут широкий офицерский ремень. Лицо обветренное, темное от загара. Нахмуренные брови, плотно сжатые губы…
— Вот что, Женя, — сказала Тамара Петровна. — Сейчас ты примешь ванну, пообедаешь. Лида Алексеева — она у нас председатель совета — познакомит тебя с девочками, расскажет о наших порядках. Надеюсь, ты с Лидой подружишься.
По привычке, Женя взяла чемодан. Сколько времени она с ним не расставалась, сколько километров проехала за последний год в громыхающем зеленом автобусе по дорогам войны!
Тамара Петровна улыбнулась, встала, подошла к девочке и осторожно отвела ее руку:
— Оставь чемодан, его в кастелянную унесут. Он тебе больше не нужен — ты дома!
Викентьева говорила обычным, ровным голосом, но в нем прозвучали какие-то нотки, от которых на душе у Жени потеплело.
— Хорошо, — чуть слышно ответила Женя и подняла на нее большие карие глаза.
В кабинет вошла няня и увела девочку.
Тамара Петровна осталась одна. Она снова взяла со стола бумаги новой воспитанницы. Их было немного — справка о здоровье, путевка гороно и направление воинской части:
«Настоящим подтверждается, что Евгения Максимова, дочь сержанта Советской Армии, погибшего в боях под Минском, Корнея Ивановича Максимова и партизанки Анны Трофимовны Максимовой, замученной фашистами…»
Глава третья. Лида
Няня повела Женю к доктору. Вера Васильевна Елецкая долго выстукивала ее и что-то все записывала на большом листе бумаги.
— На что жалуешься? — спросила она.
— Ни на что.
— Вот и отлично. Теперь иди мыться.
В широком коридоре, где только что бегали и шумели девочки, сейчас было пусто. На диване сидела завитая кукла в нарядном платье. Возле окон стояли фикусы, пышная герань и какие-то незнакомые Жене растения. На подоконниках в горшках цвели белые лилии.
А пол! Он блестел хоть и не так ослепительно, как в комнате с колоннами, но и по нему ходить было неловко. И Женя с облегчением вздохнула, когда няня, открыв низкую дверь, объявила:
— Вот и пришли в баньку!
Только это, конечно, была не настоящая баня, а умывальная.
Няня отвернула кран, и вода с шумом хлынула в белую ванну.