— Почему? Ты считаешь, что я уже полная развалина?
— Что ты, я вовсе не о возрасте, к тому же ты на три года моложе меня. Просто мы не встречались, с тех пор как я переехала на хутор, а если и виделись когда в Рейкьявике, то мельком. Письма я пишу редко, ты тоже мне не пишешь, где уж тебе.
— Я вообще не пишу писем, разве что в случае крайней необходимости, — говорит Элли. А Ханна продолжает:
— Да, так уж теперь заведено. Раньше, помню, мама вечно кому-нибудь писала. И сама всегда получала много писем. У нее была масса подруг, двоюродных сестер и братьев. И родных, конечно, тоже. В ту пору так было принято. Не представляю, откуда люди брали столько времени для писем. Как подумаешь — просто диву даешься. Ведь вкалывали-то не меньше нашего… То есть я имею в виду свою семью и тех, кого хорошо знаю. Тебе-то, надо думать, вкалывать не приходится, вы с Гвюдйоуном живете в достатке, верно?
— Ну, это как посмотреть… — Элли явно не расположена обсуждать этот вопрос. Ханна украдкой рассматривает ее. Красивая, моложавая, шикарно одета, и все же… Нет, видно, у каждого свои заботы, и у тех, кому но приходится думать о куске хлеба для себя и своих близких, они тоже есть.
— Как ваш мальчик, что он изучает? Я слышала, будто он начал занятия в университете? — спрашивает Ханна.
— Хм, начал, и боюсь, что этому началу конца не будет, — отвечает Элли и тотчас жалеет, что это у нее вырвалось. Схватив сумку, она достает пачку сигарет и зажигалку, предлагает Ханне закурить и закуривает сама. Ханна берет сигарету — подумать только, деревенская женщина! Раньше она не курила, Элли не припомнит, чтобы она когда-нибудь видела Ханну с сигаретой. Ханна не очень-то умело выпускает дым изо рта и говорит:
— Как ни странно, Элли, я начала курить, правда, нерегулярно, но года три уж наверняка. Сама не знаю, как я могла заразиться этой дурной привычкой, в мои-то годы. Никаких особых причин, в общем, не было, скорей всего, обыкновенное любопытство, ведь кругом только и твердят: курение, мол, очень опасно. А может, я просто понемножку выживаю из ума, и это первый признак?
Ханна беззаботно смеется, выпуская дым в потолок. Элли рассеянно улыбается:
— Интересно, что́ в подобных случаях говорят психологи. Может, ты в тот момент была беременна?
— Беременна? Что ты! Как раз незадолго до этого мне вырезали матку. Труде, моей младшей, тогда пополнилось три года. Ты, как мне сказали, в ту осень была где-то за границей, не удивительно, что ты тогда об этом не узнала, да и произошло все очень быстро, и я очень быстро встала на ноги, как будто ничего и не было. Врачи очень настаивали, всячески убеждали, что мне ни к чему беречь это сокровище, после сорока-то. Но для мужа и детей время, конечно, было трудное. Помощи ждать неоткуда, а кто-то ведь должен был выполнять мою работу, старшие дети целый день в школе. Труда у нас последыш, на свет появилась, можно сказать, в результате несчастного случая.
Элли молча слушает рассказ сестры, стараясь мысленно представить себе собственную жизнь четыре, три, два года назад. С той первой встречи, когда началась их связь, прошло уже почти полтора года. Все тогда совершенно переменилось. Тогда… Нет, надо гнать эти мысли, раз уж… А что, если он все же приедет сегодня? Неужели Ханна вправду стала такая легкомысленная, как можно заключить по ее болтовне и смеху, или она только притворяется? Несчастный случай, сказала она? Ребенок, рожденный в нормальном браке, — какой же это «несчастный случай»? А в такой семье одним ребенком больше, одним меньше… у таких людей…
— Я слышала, что у тебя была операция, только не знала точно какая, — говорит она (как-никак неудобно ничего не знать о болезнях ближайших родственников).
Ханна от удивления даже перестает выпускать изо рта дым:
— Правда? Вот уж не подозревала, что ты мной интересуешься, я была уверена, что ты обо мне и не вспоминаешь никогда. Я-то, честно говоря, настолько редко о тебе думаю, что, можно сказать, почти забыла о твоем существовании. Вспомнила как-то, когда один из наших общих знакомых сюда заглянул, и, знаешь, просто стыдно стало за свою забывчивость. Сестры ведь все-таки. Я не сомневалась, что с тобой все точно так же, что иначе и быть не может. Когда у человека есть свой дом, своя семья и он не встречается с теми, кого знал в прежние годы, так обычно и бывает. Или, по-твоему, я ошибаюсь?
— Да нет, ты в основном права, — соглашается Элли.
— Значит, и ты того же мнения? Меня, как видишь, занесло сюда, вот с тех пор и кручусь здесь. Ну, а вы с Гвюдйоуном, как только поженились, сразу уехали за границу и с тех пор…
— Перестань, стоит ли сейчас вспоминать об этом. — В голосе Элли слышатся нетерпеливые нотки. — Скажи-ка лучше, Магга давно у тебя гостит?