— Тише ты, — шикнула Катька. — Давай, мам, возьму, а то ты сейчас уронишь.
— Это от Кирилла, да? — Любовь Константиновна засеменила за дочерью. — Какой все-таки приятный молодой человек.
— Мам, — Катя бухнула корзину посреди гостиной. — Пусть пока здесь постоит, — она наклонилась, якобы поправить цветы, и незаметно вынула объемный конверт, зажатый между стеблями. — Я буду у себя.
Лиза проводила ее подозрительным взглядом. Дверь за невестой плотно закрылась. Старшая сестра честно не проявляла любопытства целых полчаса — за это время привела себя в порядок и перекусила. Катька все не появлялась.
Лиза подождала, пока маме станет не до них, и тихо постучала.
— Ты? — Катька высунула наружу нос и осмотрелась по сторонам. — Заваливай.
Она широко открыла дверь, и Лиза увидела сестру во всем великолепии. На ней сияло белое атласное платье, на оголенных плечах лежал воздушный шарф, а на шее красовалось самое настоящее бриллиантовое колье.
— Катька, — восхищенно протянула Лиза.
— Сдохнуть можно, — подтвердила та. Повернулась перед Лизой. — Надо только придумать, что соврать.
— Ты о чем? — очнулась старшая. — И придумывать нечего, потому что это колье ты сейчас же вернешь его владельцу. Поносила — и хватит.
— Лизка, не будь занудой, — Катя машинально закрыла бриллианты рукой. — В такой день! И потом — это свадебный подарок! С какой это стати я буду его возвращать?
— Ты так и Кириллу объяснишь? — язвительно поинтересовалась сестра.
— Да ну тебя! — в отчаянии воскликнула невеста, не зная, видимо, что еще сказать.
— Что он тебе предлагает? — Лиза села на софу.
— Да открыто ничего. Пишет, что поздравляет. Что не отстанет. Что дает мне год.
— Ты вообще соображаешь, что происходит? — Лиза разозлилась. — Я что-то не пойму — то ли ты инфантильна, то ли хитра до ужаса. Он же покупает тебя, а ты покупаешься. Если ты не вернешь это чертово колье, то тем самым дашь понять этому старому козлу, что у него есть все основания тебя дожидаться! Катька! — Лиза вскочила. — Ты же сегодня выходишь замуж! За любимого человека. — Ей вдруг до слез стало обидно за Кирилла.
— Так-то оно так, но уж больно красиво. — Невеста встала перед зеркалом, прошептала зачарованно: — Посмотри, как сверкает. С ума сойти можно.
— Ты неисправима, — Лиза махнула рукой. И в этот миг в комнату зашла мама.
— О чем крик?
— Да вот, — быстро заговорила Катя. — Мне Юлька ожерелье дает на свадьбу, а Лиза говорит, что в чужих вещах замуж не выходят.
Лиза только рот открыла.
— Дай-ка посмотреть, — Любовь Константиновна подошла к дочери, критически всмотрелась в бриллианты. — Хорошая работа. Чешская бижутерия, наверное? — спросила с видом знатока.
— Ага, — обрадованно кивнула Катя.
— Могла бы и подарить на свадьбу, — проворчала Любовь Константиновна. — Подруга называется. Тебе очень идет, Катюша, и брошку не надо искать. Уже будет лишней. А суеверия — вещь неблагодарная. Так что, — Любовь Константиновна повернулась к двери, — не из-за чего, девочки, ссориться. — И ушла.
Катька победно смотрела на сестру.
— Ну и дура, — только и смогла сказать Лиза. Хотелось крикнуть что-нибудь банально-пророческое — пожалеешь, да поздно будет, — но в последний момент взяла себя в руки: и чего лезу, их жизнь, пусть сами в ней и копаются.
Вышла, оставив Катю одну в комнате наслаждаться бриллиантовым блеском. После этого события как-то сразу ускорились. Вскоре прибыл жених с родителями. Все нервничали и, наверное, поэтому вели себя немного неестественно. Излишне суетились, излишне громко смеялись. Вышла заминка с цветами: Любовь Константиновна бросилась благодарить Кирилла за необыкновенную корзину, Кирилл же не очень хорошо понимал, о чем речь. Катя изо всех сил старалась перевести разговор на другую тему.
Но пора было ехать. И дальше время понеслось совсем уж стремительно.
Свадьба набирала обороты. Лиза не успела оглянуться, как молодожены уже вернулись из загса. Она хотела было сесть в уголочке, всплакнуть немного, но думать и чувствовать стало просто некогда. Дом начал набиваться гостями. Казалось, прошло немного времени, а за столом уже сидело человек около тридцати. Громко разговаривали, отпускали шуточки по поводу молодых, наливали и закусывали. Кричали «горько!». Катька с Кириллом вставали, делали вид, что смущаются, и целомудренно целовались. Мужские голоса, начинавшие счет, на цифре «два» или «три» разочарованно гудели. Звучали традиционные тосты, советы, сестренку Кирилла ставили на стул, и она, мучительно запинаясь, читала стихотворение, сочиненное специально к торжественному дню Степаном Алексеевичем. Все смеялись, хотя, по мнению Лизы, ничего смешного в тексте не было, — получился он глупым и банальным, а зарифмованное пожелание «чтобы в постели не скучать, детей побольше нарожать» в устах шестилетней девочки прозвучало даже и пошло, однако тем не менее именно оно вызвало самый громкий смех.
Лиза, по обыкновению, больше времени проводила на кухне, чем за праздничным столом, и на этот раз никто о ней не вспоминал и в помощники не набивался. Ну и не надо, говорила себе сестра невесты и ожесточенно терла тарелки, сваливая объедки в большой полиэтиленовый мешок.
Вскоре гул в гостиной поднялся до определенной точки и больше не смолкал. Пили уже без тостов, и временами казалось, что гости забыли, по какому поводу собрались. Кто-то включил музыку, начались танцы. Степан Алексеевич подхватил Катерину, попытался исполнить вальс с новоявленной невесткой и чуть ее не уронил. Снова все смеялись и аплодировали.
Лизе было, конечно, муторно. Все в ней вызывало протест. Шутки казались плоскими, смех нарочитым, тосты безнадежно глупыми. Очень раздражала Катька с раскрасневшимися щеками, блестящими глазами и в сверкающем колье. Степан Алексеевич с его басовитым хохотком, который он словно всем навязывал, вызывал в Лизе тихий ужас. На Кирилла старалась просто не смотреть — вычеркнуть из сердца навсегда, не видеть, не слышать, не думать о нем. Все, кончено.
В общем, к трем часам ночи, когда гости начали расходиться, Лиза была вымотана до предела. Наскоро убрав гостиную и впустив в форточку немного морозного воздуха, рухнула в постель. Закрыла глаза. И поняла, что не может уснуть. Слишком велико было напряжение, слишком большой — усталость. Из-за стены, из бывшей ее комнаты, доносились неясные приглушенные звуки, тихий смех. Катя с Кириллом уединились, как только захлопнулась дверь за последним гостем. И вот теперь Лиза отчетливо слышала, чем они занимаются на еще недавно принадлежавшей ей софе. Катька не особо беспокоилась о сне сестры и себя не сдерживала. Скорее даже гордилась своим темпераментом.
Лиза повернулась к стене спиной и попыталась заткнуть уши.
Слышно стало хуже, зато воображению досталось больше простора. Очень хотелось постучать им в стену — потише вы там, ишь, расшумелись! Но вышло бы уж совсем по-бабьи.
Лиза легла на спину. И так с сегодняшнего дня будет каждую ночь. Кошмар. Что-то надо срочно придумать. Бежать. Бежать отсюда. Из этого сумасшедшего дома. Прочь.
Стоны достигли кульминационной точки. И наконец, стало тихо. Хлопнула дверь в ванную, зажурчала вода. Интересно, а что чувствуют в эту ночь родители? Как представляют себе первую брачную ночь своей младшей дочери? Ведь мы никогда не говорили с ними на эти запретные темы. Только, пожалуй, предостережения да угрозы были по поводу отношений полов. Ничего хорошего не жди от приставаний мужчин, говорила мама. И что касается меня, Лиза горестно вздохнула, то здесь мама оказалась пророчески права.
Повернулась на правый бок, потяжелевшие веки опустились, и с этими нерадостными мыслями она вскоре заснула.
14
— Лизка, вставай, соня, сколько спать можно, — Катя нещадно теребила сестру за плечо. — Вставай, проспишь все на свете, нам уже выходить скоро…
— Катька, отвяжись, ну еще пять минут, — взмолилась Лиза.
— Ладно. Даю пять минут, а потом прошу Кирилла стащить тебя за ноги, — Катерина вышла из комнаты.