— Кирилл! — вдруг испугалась, что он ушел, пока она спала.
— Я здесь! — крикнул он из ванной. — Любуюсь своей физиономией!
Лиза потянулась, хрустнула пальцами, сделала несколько наклонов, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Побродила, привыкая к новому ощущению: впервые спала не дома.
— Ты как? — В комнату вошел Кирилл. — Доброе утро.
— Доброе утро.
— Хотел перенести тебя на кровать, да пожалел будить. Ты спала так крепко.
— Оказывается, можно отлично выспаться и на кресле.
— Спасибо тебе, что осталась. — Подошел к Лизе и прижал ее к себе. — Не знаешь, где можно купить паранджу?
— Паранджу?
— Ну да. Чтобы не пугать тебя по утрам.
Лиза отошла на пару шагов, смерила Кирилла взглядом, каким обычно дарит художник свою неоконченную картину.
— М-да… — протянула. — Не Ален Делон. Это точно. — И, не давая Кириллу опомниться, подскочила, поцеловала, провела, еле касаясь, пальцами по щеке. — Я, наверное, извращенка, но ты мне нравишься даже такой.
— Это самое главное, — Кирилл снова обнял ее.
— Нет, — Лиза покачала головой. — Не это самое главное. — Подождала, пока он спросит: «А что же?» — Сейчас самое главное — поскорее убраться из этого доброго города.
— Вот еще! — Кирилл невольно повысил голос. — Они не заставят меня бежать!
— Ты отказываешься провести со мной пару недель? — Лиза выразительно на него посмотрела. — А я-то думала…
— Постой, — он смешался. — О чем ты?
— Знаешь, — она заметно оживилась. — Я каждое лето провожу в нашей деревне. Это довольно далеко от Москвы, больше ста километров, но места там потрясающие. Так вот, — она посмотрела на него уже безо всякой наигранности. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты съездил туда вместе со мной.
— Лиза, я даже не мог себе представить… Когда?
— Сегодня, — как ни в чем не бывало ответила Лиза. — Тебя что-нибудь здесь держит?
— Обойдусь парой звонков, — он махнул рукой. — Только куда же я с таким лицом… там живет еще кто-нибудь?
— Только моя бабушка. Нина Григорьевна. Ты ей понравишься.
— Могу себе вообразить, — мрачно проговорил Кирилл.
Он подошел к окну, стал смотреть на улицу. Почувствовал, как сзади стала Лиза, даже спиной ощутил ее тревогу и волнение. Вздохнул и охнул от боли. Обернулся.
— Так мечтал, — сказал тихо-тихо, Лиза еле расслышала. — Ты останешься у меня. Вся ночь. Совсем уж невероятным казалось, что сможем вместе поехать, все равно куда — хоть в дикий лес. И вот… — Он запнулся. — Эти ублюдки…
— Кирилл, ну что ты, — ее руки скользнули по нему, обвили его тело. — Неужели мы этого не переживем?
— Я так люблю тебя, — сказал беззвучно, одними губами.
Через несколько часов они катили по Симферопольскому шоссе.
Кирилл очень быстро уладил свои дела по телефону. Лиза позвонила родителям, сообщила, что уезжает. Стала звонить Катерине (она же до сих пор не знает, где я!), но той нигде не было. Заехали к Лизе, по небольшому беспорядку определили, что и Катя дома не ночевала, — вследствие странного стечения обстоятельств пренебрегли квартирой одновременно. Он должен был обидеться и надуться, сказала Лиза про свой дом. Оставила сестре записку, побросала в сумку самое необходимое и, посидев перед дорожкой, окинув прощальным взглядом прихожую, вышла вместе с Кириллом. Тщательно заперла дверь (подергала ручку — папина привычка) и, не переставая говорить («там замечательный пруд, а леса вокруг такие, каких ты не видел нигде, это я тебе говорю совершенно определенно!»), спустилась с ним вниз.
И вот теперь они мчались по убегающей в другую сторону дороге. Лиза молчала, улыбаясь, смотрела в окно, следила за солнцем, которое пряталось за высокими деревьями и только на миг коварно выблескивало, чтобы попасть в глаза и заставить зажмуриться.
— Мне пришла в голову кощунственная мысль, — сказала она Кириллу. — Если бы не эти, как ты выразился, ублюдки, — сделала вид, что с трудом выговаривает бранное слово, — то мы сейчас не сидели бы вместе в машине и уж точно не ехали бы в неожиданный совместный отпуск.
— Вот уж действительно! — усмехнулся Кирилл. — Нет худа без добра.
Но дорогой говорили мало. Лиза осторожно погружалась в свои ощущения, бродила среди них, как аквалангист бродит среди диковинных рыб и сказочно разноцветных кораллов. Ноги отрывались — она парила, плыла, боясь нечаянно задеть и проткнуть тонкую метафизическую оболочку: какой поток счастья тогда хлынул бы из нее — затопил бы всю машину.
Ехали долго. Несколько раз приходилось останавливаться, делать небольшие передышки — вести машину со сломанными ребрами оказалось делом нелегким.
Когда свернули на грунтовую дорогу, Лиза словно ожила:
— Вон, видишь, домик из красного кирпича, дым из трубы. Видишь?
Игрушечный домик мелькнул и исчез, дорога вела через овраг. Показался снова, уже размером побольше.
— Ну, видишь, наконец? — Лиза показывала пальцем и в нетерпении чуть подпрыгивала на сиденье.
Ей всегда казалось, что, приезжая сюда, она возвращается в детство. Взрослая жизнь со взрослыми проблемами оставалась во взрослой Москве — сюда ей хода не было.
Нину Григорьевну нашли на огороде — пропалывала чеснок, ловко и сноровисто орудовала тяпкой. Когда внучка окликнула ее, повернулась, забыв распрямиться, подслеповато вгляделась, руками опираясь на длинную палку. Увидела, тяпку бросила, заспешила, по пути вытирая руки об фартук и выпрямляя спину. Платок съехал набок, седые пряди лохматил ветер.
Лиза обняла хрупкое старческое тело. С каждым годом ей все явственнее казалось, что бабушка уменьшается в размерах.
— Как ты тут? — спросила, поправляя ей платок. И услышала такой знакомый, такой родной ответ:
— Кульгаю себе потихоньку.
Представила Кирилла. Нина Григорьевна испуганно всплеснула руками.
— Кто ж тебя так, сердечный? — И покачала головой. И снова заторопилась: — Ну, пойдемте в дом. Молочка с дороги. Устали небось, такой путь долгий.
Удивительно, как быстро он почувствовал себя дома. Не просто дома, а в окружении почти семейной заботы и любви двух женщин. Нина Григорьевна заварила травяной настой, наделала компрессов, и уже к вечеру Кирилл не чувствовал внутренних толчков боли. И лицо, утром безобразно опухшее, постепенно принимало прежнюю форму. За ужином выпили домашней настойки, и пару раз Кирилл поймал себя на том, что хочет Нину Григорьевну назвать бабушкой. Придерживал себя за язык и неприкрыто завидовал Лизе — это же надо, иметь в сравнительной близости от Москвы такой оазис!
Вечером вдвоем вышли погулять. По полю дошли до леса, который как-то сразу темной стеной вырастал на пути. В прозрачном воздухе далеко разносились соловьиные песни. Иногда один из певцов на миг замолкал. Тогда его партию подхватывал другой, третий — и снова, подчеркнутые внезапной мимолетной тишиной, лес оглашали трели, одновременно и гулкие и звонкие.
Кирилл с Лизой долго зачарованно стояли на опушке. Пойти дальше казалось им невозможным — словно преступить границу и оказаться в чужих владениях. А лесом в этот вечер владели дикие звери, райские птицы и лешие. Время от времени от земли поднимался теплый ласковый ветер, и деревья взмахами крон шумно приветствовали его.
Когда взошла луна и окутала землю неверным матовым светом, стало и светлее, и загадочнее. Над прудом протянулся рваный молочный туман, и ивы, отраженные в лунной воде, низко к ней склоненные, загораживали тонкой листвой, словно шатром, выплывших на берег русалок.
Кирилл обнимал Лизу, вдыхал запах ее волос и кожи, смешанный с запахом поля — травы, цветов, кузнечиков, — смотрел в небо и бесконечно, почти бессмысленно повторял про себя:
Начинал набоковские строчки снова, и ему казалось, что он вторит соловьиным песням и что сама Ночь сегодня благословляет его и Лизу.