20
Полыхающий рыжий, лазурный, насыщенно-зеленый, лиловый, обволакивающе-серый и все их оттенки — из этих нитей были сотканы дни. Каждое утро начиналось с дуновения счастья, сердце подпрыгивало, и Лиза, заглядывая в комнату Кирилла (бывшая Катина), чтобы разбудить его, всякий раз удивлялась: неужели случилось, неужто это действительно может быть? Даже дышать забывала…
Но в это раннее утро она не спешила. Это утро было особенным. Лиза сквозь ресницы наблюдала пробуждающуюся радугу дня и ждала, когда к ней придет Кирилл. Я увижу, что он подходит, закрою глаза, он склонится надо мной, поцелует…
Лиза зажмурилась. Перед ней снова и снова материализовался из сновидений лес, поляна, почти идеально круглая, усыпанная ромашками, васильками, земляникой, желтыми вкраплениями купавы. Совсем рядом, но немного в стороне, в тени, — густо-зеленые заросли ландыша, этого лесного аристократа. Ветки над головой, пятнистое солнце и работящая пчела где-то поблизости: ж-ж-ж-ж-ж…
Память, наверное, нечаянно стерла тот момент, когда ложились в траву. Лиза видела себя уже рядом с ним, тела вытянуты и прижаты друг к другу… Потом внезапно и ожидаемо — его лицо над своим.
Когда-то давно она прочитала, что некоторым влюбленным даруется ощущение полета. И те, кто хотя бы раз в жизни парил, не оторвавшись от земли, могут по праву считать себя истинно счастливыми людьми. Никогда Лиза даже не предполагала, что телесное воплощение любви может быть столь прекрасным.
Они провалялись в мягкой душистой траве, в колыхающейся рваной тени часа три, не меньше — вновь и вновь открывая друг друга, удивляясь и радуясь.
Домой возвращались, тесно обнявшись, не в силах оторваться. Уже вечерело, солнце красным блином зависло в розовом небе, цепляя кромку леса. Трещали кузнечики, комары становились все наглее, а лягушки — голосистее. Когда вошли в деревню, Лиза заметила Толю. Он шел голый по пояс, уже до коричневого загорелый, с косой на плече.
— Я должна вас познакомить, — быстро проговорила Лиза (всего на миг устыдясь — вот про кого совсем забыла) и устремилась догнать. — Толя!
С каким радостным блеском глаз он обернулся на крик! Увидел: бежит растрепанная, в развевающейся легкой юбке, неприкрыто счастливая. И за ней…
— Анатолий, — он первым подал руку.
— Кирилл.
Крепкое рукопожатие, внимательные взгляды. Улыбающаяся Лиза на миг оказалась вне их молчаливого общения. Они сразу все поняли. И сразу прониклись друг к другу симпатией. Странно, но Толя не почувствовал ревности. Скорее удовлетворение. Этот ее достоин.
— Завтра, завтра с удочками на пруд, как раньше, помнишь? — Она уже тормошила их. — Не забыл? И рыба не перевелась? Как же это здорово! — Хватала за руки то Кирилла, то Толю, не зная, куда еще девать рвущуюся энергию. — А что это с косой по деревне, как зловещий символ?
— У тети Нюры косил. Ее радикулит опять свалил.
— Надо же, — Лиза на мгновение сочувственно замерла и снова юлой: — Так, значит, завтра?
— В пять встанете? Тогда черви за мной.
Попрощались. Лиза счастливо повисла на Кирилле, зашагали к дому. Толя, уже без улыбки, грустно провожал их глазами.
…За дверью послышался шорох. Лиза бросила быстрый взгляд на часы: пять минут шестого, закрыла глаза.
Осторожный шепот:
— Лиза?
Ресницы дрожат, губы предательски раздвигаются.
— Проснулась?
Не открою глаз, пока не поцелует. Чего же он ждет? Приоткрыла один глаз и увидела его совсем близко: стоит на коленях около кровати и внимательно ее разглядывает.
— Это нечестно! — зашептала Лиза сердито. — Смотреть на спящего человека.
— Пора, красавица, — серьезно сказал Кирилл. — Открой сомкнуты негой, — склонился к ее лицу и поцеловал по очереди глаза. — Навстречу утренней, — поцелуй в нос, — звездою севера, — в губы. — Соня.
— Встаю, встаю. Сам соня, — сладко потянулась.
Руки Кирилла скользнули под одеяло.
— Может, никуда не пойдем?
— Договорились ведь, — она задержала его руки на своем теле. Затем с сожалением приподнялась на локтях, повторила: — Встаю.
Быстро перекусили и вышли в росистое утро. Солнце еще не взошло, но на востоке облака уже светились, небо широкими мазками пробовало краски — от бледно-зеленой до интенсивной розовой. Примеряло наряд на сегодняшний день.
Толя уже сидел около пруда, проверял снасти.
— Честно говоря, не думал, что встанете, — сказал вместо приветствия. — Присоединяйтесь.
Подал удочки, показал на банку с червями. Устроились на поваленном дереве. Закинули. Несколько минут сидели с серьезными физиономиями, молча.
— И как, бывает, что клюет? — осведомился Кирилл.
— Бывает, — важно кивнул Толя.
— А только на червей пробовал?
— Иногда на хлебный мякиш, — Толя встал. — Кстати, — отломил от буханки, покрошил, бросил в воду. — Чтобы рыба подошла.
Снова замолчали. Кирилл свои познания о рыболовстве исчерпал, а Толя заинтересованно подался к воде. Вокруг лески пошли круги, поплавок нырнул, появился и снова исчез. Толя аккуратно потравил, подсек — и в воздухе засверкала чешуя.
— Есть! — Лиза вскочила. — Тебе, как всегда, везет.
— Не Бог весть что, — скромно сказал Толя, — но для начала неплохо. Окунь.
Снова сели. На этот раз тихий азарт охватил всех. Перебрасывались фразами, но взгляда с поплавков уже не спускали. Показалось солнце, и пруд сразу ожил. Заметались стрекозы, забегали водомерки, проснулись слепни. Ветер, образуя на воде золотистую рябь, взлетал вверх, по пути заголяя деревья, — листья оборачивались исподней, бледной стороной.
Лиза запрокинула голову. Небо уже набирало синий цвет, легкие облака размазал ветер, и неожиданно четко белел ослепительный штрих самолета.
И все это вместе: утренняя прохлада, всплески рыбы в пруду, захлебывающиеся песнями птицы, даже смятая с одного бока ржавая банка с червями и блестящая фольга с недоеденным бутербродом, который уже осваивал пытливый муравей, — слилось в пронзительное предчувствие будущего воспоминания. Я буду помнить это всю жизнь, тихо твердила Лиза и замирала, закрывала глаза…
Через три часа подсчитали улов. Выяснилось, что хорошая уха на сегодня обеспечена. Жаль было уходить, но уже наступал день. К пруду собирались самодовольные гуси, обстоятельно заходили в воду и, воображая себя местными лебедями, важно плавали кругами. Появились и первые купальщики — стайка мальчишек. Они с шумом вбегали в воду, ныряли, отфыркивались и вопили на всю деревню.
Толя смотал снасти. Лиза подхватила ведро с бьющейся в нем серебряной рыбой. Обедать договорились вместе.
Нина Григорьевна уже встала, и Лизу с Кириллом ждали горячие оладьи с холодным молоком. Собирались после завтрака пойти в лес за земляникой, но, присев на минутку на небольшой диванчик, заснули. Да так крепко, что совершенно не слышали хлопнувшей, будто гром, входной двери и радостного крика Катерины:
— Не ждали? А это я — с первой электричкой! — И после шиканья бабушки чуть потише: — Москва обрыдла, вот и решила махнуть…
Нина Григорьевна прикрыла дверь и увела Катю на улицу — расспросить, рассказать местные новости и узнать, наконец, кто же такой этот симпатичный Кирилл.
21
— Катя, я прошу тебя совершенно серьезно, постарайся вспомнить. — Кирилл сидел перед Катериной и пытался добиться от нее хотя бы малейшего ощущения ответственности. Трудная задача.
Катя вообще не очень понимала, чего от нее хочет бывший муж. Первая мысль, которая мелькнула сразу после того, как он задержался в комнате (Лиза убежала выдергивать сорняки — тоже мне занятие!), была приятная: ищет возможности побыть вдвоем — значит, старая любовь не ржавеет. И вдруг этот непонятный допрос — не шел ли кто следом, не прятался ли в кустах или пробегал тенью…
— Да чего ты пристал, Кирилл! Ей-Богу! Что за странная паранойя! — Катя патетично взмахнула руками. — Как будто я не заметила бы, если б за мной следили! — И тут же прикусила язык. Интересно, знает или нет? Лизка вполне могла пересказать детали разбега с Артемом. Отличный способ невзначай, из лучших побуждений, поведать щепетильному Кирюше о не вполне красивых поступках любимой сестры…