«Ешь»
Голос в голове буквально заставил его поднести кусок к губам. Николай ощутил на удивление приятный, почти манящий аромат. От него даже в желудке заурчало, доктор уже открыл было рот, стремясь вкусить нежную плоть, когда Лиза, взревев, швырнула свою тарелку со стола.
- Он один из нас!
Николай выронил прибор и посмотрел на изменившееся лицо девочки: ее глаза почернели настолько сильно, что от былой синевы не осталось и следа. Ярость, переполняющая ребенка словно сосуд, способный вместить в себя все адские силы, смотрела на него в ответ.
- Этого не может быть, - ответила Екатерина, вставая со своего места. Она обошла стол, глядя на гостя, и Чернов ощутил себя почти в ловушке. В какой-то момент он не смог выносить на себе их пронзительные взгляды и опустил взгляд.
- Проверь его сестра! - крикнула во весь голос Лиза, ударяя кулаками по деревянной поверхности стола и Екатерина, вынув из волос серебряный гребень, протянула его Николаю, прошептав вполголоса:
- Покажи нам, кто ты.
Не в состоянии сопротивляться, доктор протянул руку и гребень опустился ему в ладонь. Только сейчас мужчина заметил, что кисти Екатерины, скрыты под ажурными, фиолетовыми перчатками, а когда боль, как раскалённый металл, обожгла его, Чернов, отдернул ладонь, уронив гребень на стол и вскочил на ноги.
- Что это? - испуганно крикнул он, глядя на красный след ожога, на своей ладони. Серебряный гребень тем временем продолжал дымиться под дикий крик Лизы:
- Как он стал одним из нас?
Екатерина, молча протянула Чернову кусок мяса, взятый ею из тарелки и спросила все тем же спокойным голосом:
- Ты чувствуешь голод, глядя на него?
Чернов вновь посмотрел на сочащуюся между мясистых волокон кровь и его мозг более ни о чем другом не смог думать; осталось только желание вкусить эту пищу. Ему нестерпимо захотелось пережевать ее, высосать из нее все соки и, проглотив, взяться за новый кусок, проделывая с ним тоже самое, до тех пор, пока тарелка не опустеет.
- Ты хочешь это мясо?
«Ешь»
Манил голос и Чернов, протянув обожжённую руку к вилке, ощутил как полностью теряет над собой контроль. Его голова затуманилась странными, влекущими
образами и он увидел их так явственно, что уже не мог сомневаться в подлинности своих видений. Перед ним открылись реальности, о которых он не мог ничего знать, а они яркими образами вспыхнули в голове, словно воспоминания из прошлого.
Он увидел конюха Матвея, идущего через задний двор к конюшне, чтобы накормить Матильду - последнего скакуна оставшегося в поместье, после того как черная чума сгустилась над фамильным имением Звягинцевых. Конюх замер на месте, глядя в ужасе на окровавленную тушу Матильды, над которой склонились две девочки, вкушающие её плоть и смеющиеся звонкими голосами, словно играя в детской.
Он увидел Софию, которая пришла в этот дом с письмом в руках, которое было приглашением погостить. Увидел как её встречали любимые сёстры, смеясь звонкими голосами в радостном приветствии. А по ночам, они склонялись над кроватью любимой сестрицы, впиваясь в ее шею, тонкими острыми клыками, забирая жизнь и оставляя совсем немного, чтобы не убить, а оставить на потом, когда голод вновь начнет мучить их.
Он увидел, неизвестного человека, на вид знатного происхождения, как шёл тот через заваленный снегом лес, совершенно один, направляясь в сторону поместья. Его взгляд был устремлён вперед, а в глазах святилась уверенность, а после залитое кровью лицо мужчины и крик о помощь, несущийся из-под земли заставил Чернова отступить назад.
Мужчина сохранял рассудок ещё несколько секунд, а после упал в обморок посреди кухни под пристальным и осуждающим взглядом сестёр, зацепив рукой тарелку из которой на пол полетели куски пищи.
Открыв глаза, Николай несколько секунд смотрел в потолок. Кошмар рассеялся, словно дым, оставив место осознанию того, что его уставший от долгой пятидневной работы мозг, выплеснул весь негатив. Кошмары - это не более, чем возможность перезагрузить себя, они позволяют осмыслить заново все свои волнения, переживания, усталость и неуверенность. Кошмары - это проявления нас самих, полностью интерпретированные в то, чем мы сами являемся.
Он сел на краю софы и посмотрел в сторону кровати, где семнадцатилетняя девушка боролась за свою жизнь на протяжении долгих дней. Его тело отдохнуло, а рассудок был готов мыслить скептически. Голод он не ощущал, видимо, все таки вчера удалось поесть, перед тем как, вернувшись в комнату, погрузиться в кошмар.
Чернов подошёл к Софии, провёл ладонью по её теплой щеке и в этот момент девушка открыла глаза.