— Мне кажется, я тебя понимаю. Я уже кое-что сопоставила. Ты держишь ребенка в замке и потому запретил всем приближаться к нему.
Он кивнул.
— Уже на первом году его жизни стало очевидно: что-то с ним не в порядке. За ним ухаживала миссис Черри. Она сама на этом настояла и прекрасно справлялась со своими обязанностями. Я очень многим обязан супругам Черри, Джессону и его дочерям. В то время все они уже жили здесь. Они посвящены в тайну и все эти годы помогали хранить ее. Остальные слуги — старые солдаты, а старые солдаты знают, что не следует много болтать языком. Есть еще очень сильный мужчина — Джон Земляника, как его называют из-за родимого пятна на щеке. Это человек, который может показаться несколько странным. Он действительно необычен и обладает, как ты видела, огромной силой. Он присматривает за мальчиком и живет с ним в замке с тех пор, как ребенку исполнилось три года и он уже становился опасен для окружающих. Никто, кроме Джона Земляники, не может справиться с ним. Мальчик становится все сильней. У него руки гориллы, и он способен ими убить человека.
— Ты собираешься держать его там вечно?
— Я слышал, что такие люди долго не живут. Я наводил справки и кое-что разузнал о подобных случаях. Обычно они умирают ближе к тридцати годам. Как мне сказали, им отпущена двойная порция силы и половина жизни.
— Ждать еще долго.
— Пока мы справлялись. Считается, что он умер. Ох, Берсаба, пришлось выдумывать столько уверток!
— А ты человек, который ненавидит любые увертки, — не без задней мысли сказала я.
— Я привел в порядок замок, выстроил вокруг него высокую стену, и с тех пор он живет там. Под его именем был похоронен другой ребенок. Бывали случаи, когда ему удавалось оттуда вырваться, но нечасто.
— И это нужно держать в тайне.
— Это мой сын, Берсаба. Я отвечаю за него. Я хочу обеспечить ему наилучшие условия, и я хочу детей… нормальных детей… которые вырастут в этом доме и продолжат мой род. Я боюсь впечатления, которое это может произвести на Анжелет… или еще на кого-то. Она будет бояться, что у нас могут родиться дети, отмеченные тем же пороком. Ведь он явно унаследовал безумие от кого-то из родителей.
— А его мать…
— Она была милой девушкой из хорошей семьи. Безумия в их роду не отмечалось. Я знаю, ты поймешь меня. Ведь ты всегда меня понимала»? Я не хотел, чтобы Анжелет об этом знала. Если она будет вынашивать ребенка, постоянные мысли об этом принесут вред и ей и ребенку. Ты это понимаешь, Берсаба. — Он прижал меня к себе. — Что же мы будем делать, Берсаба?
— А что мы можем сделать?
— Мы можем расстаться, а это значит, что остаток своих дней я проведу, тоскуя по тебе.
— У тебя есть профессия, — сказала я, — и похоже на то, что в наступающем году она будет полностью занимать тебя. А мне пора отправляться домой.
Он еще крепче обнял меня.
— Когда ты пришла, я сразу узнал тебя, Берсаба.
— И не подал виду.
— Я не решился.
— Да, — сказала я, — поскольку ты праведный человек. Ты прямо как Адам. Женщина ввела тебя во искушение. Только не протестуй. Это так. Видишь ли, Ричард, я нехорошая женщина. Ты должен это осознать. Анжелет похожа на нашу мать — мягкая, добрая, совершающая правильные поступки. Я не мягкая; добра я лишь к тем, кого люблю; а поступать правильно я согласна лишь тогда, когда это доставляет мне удовольствие; и, как ты сам видишь, по той же причине я готова совершать не праведные поступки.
— Я никогда не встречал никого, похожего на тебя.
— И молись о том, чтобы больше не встретить.
— Я вообще не представлял, что могут существовать такие женщины. Только узнав тебя, я поверил в это. Если бы ты была моей женой, мне ничего другого не нужно было бы от жизни.
Я пригладила его волосы.
— Что же теперь, Ричард? — И, не ожидая ответа, ответила сама:
— Мне надо уехать. Именно это я и хотела тебе сказать, придя сюда., а потом поддалась искушению побыть еще раз с тобой.
— Господи, Берсаба, что же нам делать?
— Есть только один выход. Я должна уехать.
— Нет, — спокойно сказал он, — я не могу позволить тебе сделать это.
— Мы обязаны думать об Анжелет, — продолжала я Он кивнул.
— Ты должен попытаться понять ее. Будь терпелив. И, возможно, со временем…
— Она никогда не превратится в тебя.
— Но ты женился именно на ней, Ричард.
— Почему же мне не встретилась ты!
— Роптать на судьбу бесполезно, правда? Так уж все сложилось, и мы должны смириться. Она в восторге от тебя. Она тебя любит. Ее нельзя осуждать только за то, что такова ее природа, как нельзя осуждать за это нас.
— Теперь, узнав тебя, я не смогу без тебя жить.
— Сможешь и будешь. Так должно быть. Он взглянул на меня с отчаянием.
— Мы должны что-то придумать. Я покачала головой.
— Я не являюсь хорошей женщиной, Ричард, как ты понял. Но таковой является моя сестра… моя сестра-близнец. Этому должен быть положен конец. Мне следует найти предлог для отъезда.
— Этим ты разобьешь и ее и мое сердце.
— Сердца быстро заживают, если кто-то занимается их лечением. Вы вылечите друг друга.
Он еще крепче обнял меня, и я воскликнула:
— Нет! Я обязана уехать. Мне нельзя оставаться здесь… в таком качестве. Ты же видишь, насколько это опасно.
— Я не могу отпустить тебя, — просто сказал он.
— А я не могу остаться, — ответила я.
— Берсаба, обещай мне не уезжать сразу… Подожди немного. Давай подумаем, как все это можно уладить.
— Если я останусь… это может повториться. Мы оба замолчали. Я понимала, что он борется с кипящими в нем страстями точно так же, как и я. Мне надо было сохранять спокойствие. Я должна была думать об Анжелет.
— Я не могу потерять тебя. Ты же знаешь, что представляет собой наш брак. С твоим появлением изменилась вся моя жизнь… она приобрела смысл… исчезла вечная подавленность…
— Это понятно, — ответила я. — Знаешь, сейчас мы слишком взвинчены. Мне пора идти.
В колеблющемся свете свечи я видела лицо Ричарда, умоляющее, полное отчаяния и ставшее от этого более молодым и беззащитным. Мне хотелось успокоить его, дать обещания, которые были бы предательством по отношению к Анжелет, а ведь — Господь свидетель — я и так достаточно причинила ей зла. Следовало прекратить думать о себе и о Ричарде.