Почему-то именно это рассеянное движение заставило его немного успокоиться.
Сделав еще один глубокий вдох через нос, он медленно выпустил воздух через рот.
Все его мечты и сны незаметно изменили характер.
Четырнадцать месяцев в бегах — на четыре больше, чем он просидел за решеткой, и во многих отношениях куда более приятных. Однако, как ни странно, на нынешнем этапе он почти так же не находил себе места.
Самое ужасное начиналось по ночам. Лачуги из тростника, турбазы, отели в аэропортах или платиновые дворцы, как на сей раз, — это уже не имело значения. Бессонница никак не соотносилась с качеством простыней.
В начале своего турне Эйч Пи всегда старался обзавестись компанией. Больше всего его устраивали смешливые девчонки с рюкзаками, которых он легко цеплял на вечеринках у лагерного костра и которые были в состоянии болтать всю ночь.
Позднее, досыта объевшись бессмысленными ночными разговорами и ресторанными версиями песен типа oooh baby baby it’s a wild world,[9] он стал ограничиваться тем ассортиментом, который можно было найти, спустившись в бар отеля.
Но к этому моменту он уже почти забыл, что такое человеческая близость.
Вместо этого дело обычно кончалось курением травки и унылым онанизмом под весьма разнузданные фильмы для взрослых — его угасающее половое влечение требовало все большей стимуляции. Затем полуостывшая еда, принесенная рум-сервисом прямо в номер, под какой-нибудь второразрядный блокбастер, пока он не впадал в состояние, хотя бы отдаленно напоминавшее сон. Серое помрачение сознания, среди которого его фантазия уносилась прочь по одной ей ведомым дорогам, изучая места, о существовании которых он предпочитал бы не вспоминать.
Оставалось лишь осознать, что его сны постепенно превращаются в…
Проклятье!
Хотя она заметила автоматы еще до того, как кортеж остановился, запах, ударивший в ноздри Ребекки, был таким мощным, что она на пару секунд чуть не забыла о них.
Это была сладковатая плотная волна запахов от огромной массы плотно спрессованных человеческих тел, мусора, сточных вод и тлена. Вонь она ощутила еще вчера, когда они проводили рекогносцировку транспортных путей, однако сегодня стало намного жарче, и от жары все засмердело во много раз сильнее.
Толпа плотно обступила место их остановки, сотни взбудораженных людей навалились на пластиковые ленты, натянутые с целью удержать их на расстоянии.
Солдаты нервно переглядывались. Их руки сжимали приклады, а ноги неуверенно переступали туда-сюда по красному щебню.
Шесть автоматов и столько же солдат в неуклюжей камуфляжке с пятнами пота и в стоптанных ботинках. Их начальник, куда более прилично одетый офицер в зеркальных солнечных очках, требовательно махнул ей рукой, показывая, чтобы они разгружались. В кобуре, висящей у него на правом бедре, лежал пистолет — это означало семь стволов, не считая их собственные.
Офицер жестикулировал все нетерпеливее, поскольку Ребекка медлила, однако она игнорировала его. Женщина застыла, держа дверь машины открытой, в то время как Каролина Модин, ее водитель, ждала за рулем, не выключая мотора.
Ребекка услышала, как хлопнули двери сопровождающей машины, и бросила быстрый взгляд через плечо. У нее за спиной выросли Йоранссон и Мальмен. Ни один из мужчин не проронил ни звука, однако выражение их лиц ниже солнцезащитных очков ясно показывало их отношение к происходящему.
Толпа шумела все громче и все сильнее наваливалась на ограждение, отчего убогие столбики, поддерживающие пластиковые ленты, начали подаваться. Ребекка улавливала отдельные слова по-английски.
Help us… No food, no doctor…[10]
Солдат, стоявший ближе всех к ней, нервно облизнул губы, поигрывая предохранителем своего автомата.
Щелк-щелк.
На предохранителе — снят с предохранителя.
Безопасный — опасный.
Капля пота скользнула вдоль ее позвоночника.
За ней еще одна.
— Ну, чего мы ждем, Нурмен?
Сухощавый советник посольства Глад вышел из автомобиля с другой стороны и тоже оказался у нее за спиной.
— Пресса ждет, надо начинать. Мы и так запаздываем.
Он протянул руку к ручке на задней двери, чтобы выпустить министра международной помощи, но Ребекка опередила его.
— Не трогай дверь! — прошипела она, придавив ладонью боковое стекло.
Советник посольства продолжал держаться за ручку дверцы, и пару секунд они стояли так, кидая друг на друга яростные взгляды. Затем Глад отпустил ручку, выпрямился и с оскорбленным видом стал перебирать пальцами узел на своем галстуке.