Что бы сделал Ревун, если б ему дали волю, нам с Гарудой узнать было не суждено. Издалека послышались возбужденные крики, знакомое ржание — и тут же все это перекрыл трубный глас, который мудрено было не узнать:
— Владыка Индра! Яви лик! Меня прислал за тобой Брихас! Владыка-а-а!!!
Когда надо, звонкий голос Матали мог поднять на ноги мертвых. И уморить живых. Помню, на день рождения десяток остроумных мудрецов скинулись и поднесли Матали в складчину такой дар. Только пользовался им мой сута редко. Что ж стряслось у Тридцати Трех, если он так орет?
— Матали, я здесь! — заорал я в ответ, и вышло совсем не плохо: Равана поспешно зажал уши, а Гаруда втянул клювастую голову в покрытые перьями плечи.
— Сейчас разберемся, — бросил я им уже нормальным тоном. И, наплевав на все правила этикета (мне можно!), как ужаленный вылетел из трапезного павильона.
Джайтра, колесница моя золотая, сама рванулась ко мне от решеток, и буквально через несколько мгновений Матали резко осадил коней в двух саженях от меня.
— Приветствую тебя, Владыка, — скороговоркой протараторил возница. — Брихас… Брихас… меня… за тобой! Там, на Поле Куру… Владыка, это Пралая! Конец света!
Я даже не успел спросить, откуда Словоблуд узнал, где меня искать, — задыхающийся голос Матали разом уплыл в сторону, продолжая бубнить несуразицу на самом краю сознания, а я ощутил знакомое тепло.
Жар!
Миродержцы пытались связаться со мной через Свастику Локапал!
И руки мои сами раскинулись крестом.
ГЛАВА III
БОГАМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН
Однажды братец Вишну придумал себе две ипостаси, двух божественных мудрецов-стервецов: Нару и Нараяну.
В переводе с благородного: Народ и Путь Народа.
Простенько и со вкусом.
Видеть их никто не видел, слышать не слышал, поскольку ни того, ни другого и быть не могло в связи с непреходящим величием, а единственный реальный мудрец с похожим именем Нарада (склочник, каких не то что мало, а и вовсе-то нет!) очень ругался, когда его путали с этими ипостасями.
В последнее время Нарой и Нараяной — вернее, их вторичными воплощениями! — полюбили называть Черного Баламута и моего сына Арджуну, но болтовня сплетников, что снег под солнцем!
Зато оружие "Нараяна" существовало на самом деле. И к его появлению выдумки братца Вишну, равно как и сам Упендра, не имели ни малейшего отношения, здесь разве что Тваштар-Плотник руку приложил…
Ударение в названии оружия делалось на втором слоге, что для сведущих в воинской науке выворачивало смысл слова наизнанку, и "Путь Народа" превращался в "Путь Народа навыворот".
"Беспутство Народа".
Ничего более страшного в арсенале Трехмирья не имелось, если, конечно, не брать в расчет Тришулы, убийственного трезубца Шивы.
Защиты от "Беспутства Народа" не знали. Любое сопротивление только усиливало его действие, а если сопротивляющихся оказывалось достаточно много и они могли продержаться против "Нараяны" достаточное время, то мощь оружия возрастала тысячекратно, и тогда — здравствуй, Пралая, Судный День, конец света!
Горы трупов и толпы забывших все, включая собственную варну и имя, слюнявых идиотов! Может быть, уцелеет горстка ублюдков из смешанных каст да еще недоумки от рождения — и все! Брихас давным-давно просветил меня на сей счет, предупредив, чтобы я ни в коем случае не хватался в гневе за "Нараяну"!
Ведь эта пакость била по сердцевине, по глубинной сути — бога ли, человека, не важно — по его Пути! Сильных, способных сопротивляться, тех, кто верен долгу и чист варной, это просто убивает, тех, что послабее, сводит с ума, остаются лишь выродки, подлецы и дураки, в ком отродясь не было того внутреннего стержня, который разрушает "Нараяна".
Путь Народа меняется. Старый мир погибает в корчах а новый… Уж лучше просто сжечь все Трехмирье одним махом, чем увидеть, что сделает с ним "Нараяна"!
Вот такую "веселую" картину нарисовал мне в свое время Словоблуд.
Однажды запущенное, это оружие уже нельзя остановить до тех пор, пока оно не поразит хоть кого-нибудь. Защита же от него одна: отрешиться от своего долга, сойти с Пути, покориться судьбе — и тогда "Нараяна" пройдет стороной, минуя тебя.
Кшатрий, забудь в пучине битвы, что ты — воин! Брахман, забудь во время обряда, что ты — жрец! Вайшья, плюнь на дом и ремесло, женщина, перестань быть женщиной, а мужчина — мужчиной!