Грант растерянно оглядел противников. Сплаг вдали пытался сесть, прижимая ладони к окровавленному лицу. Остальные рекруты лежали без движения и таращились на Гранта.
Бессмыслица какая-то…
Командир пояснил:
— Я все понимаю, разозлился ты справедливо. Эти скоты сами напросились на хорошую взбучку… Только не стоило запихивать жирному ублюдку в пасть обломок меча. Это, знаешь ли, не по правилам. Пришлось тебя утихомирить. Короче, прибереги эти фокусы для врагов, понял меня?
Постепенно до Гранта дошло: он в одиночку одолел всю шайку деревенских. Те уже начали приходить в себя — вставали, шатаясь, и плелись вон с площадки.
Грант залился краской.
— Простите, — залепетал он. — Я не хотел…
— Они сами виноваты, раз ничего не поняли. Ты же предупредил их своим звериным воплем, — усмехнулся начальник. — Совет на будущее: держи себя в руках.
Закованный в сияющую броню, седовласый рыцарь пошел прочь, а Грант медленно поднялся на ноги. Вот оно что! Да он, оказывается, неудержимый воин!
Этого Грант о себе не знал. Слабость и головокружение, бессилие и потеря сознания — приступы мнимой болезни на самом деле оказались симптомами совершенно другой природы. В Гранте томилась дикая сила, его изнутри жгла жажда убивать, примитивная и непонятная цивилизованным людям. Она была абсолютно несвойственна тому прежнему Гранту, которого в детстве принимали за ангелочка, а после за чувствительного юнца. Даже не догадываясь о том, что надо давать эмоциям выход, а не подавлять их, Г рант цепенел и трясся в припадке, пока гнев не стихал.
Но сегодня ярость напита себе лазейку.
Внезапно его осенило: наверное, у него в роду имелся берсеркер. От предков-шведов Грант унаследовал светлые волосы и белесые брови. Так, может, и безумное желание крушить черепа тоже передалось вместе с генами? Среди древних скандинавов встречались такие люди: кроткие в обыденной жизни и свирепые, словно вырвавшиеся на волю тигры, на поле боя.
Тревожно озираясь, Грант стоял посреди вспаханной ногами площадки, уже не такой тощий, но по-прежнему нескладный и сутулый. Впрочем, никто больше не рисковал насмехаться над его долговязой фигурой книжного червя: рекруты, кто уцелел в побоище, обходили его стороной и возвращались к занятиям.
Задумчиво помахивая обломком деревянного меча. Грант пошел прочь с ристалища. Его терзало раскаяние: ведь сколько раз в прежней жизни он был близок к тому, чтобы кого-нибудь укокошить.
Следующий приступ произошел ровно через два дня Весь вечер Грант с Эйкером пили в шатре на другом конце лагеря, а после возвращались к себе, шатаясь и напевая грустную песню. Эйкер исполнял куплеты, Грант громко и мимо нот вступал на припеве.
К королю не захотела, «нет» сказала,
Ну а мне — так показала
круглые коленки.
Ошарашен был я этим и сказал как на духу:
Никогда еще не видел я такую…
Тут из тени вынырнула смутная фигура и обрушила на затылок Эйкера страшный удар. Мечник свалился как подкошенный, а Гранту почти сразу же достался другой удар — наотмашь, затянутым в перчатку кулаком. И без того неустойчивый, юноша плюхнулся на землю.
Злоумышленник вышел под свет луны, и Грант узнал капрала, оплеванного Эйкером в день прибытия.
— Никто не смеет харкать мне в лицо, — процедил капрал.
Сказанное он хотел закрепить ударом каблука в лицо Эйкеру.
Мозг пронзила вспышка гнева, и Грант увидел происходящее как бы со стороны. Он махнул деревянным клинком, метя капралу в горло, так, словно ненависть сделала учебный меч настоящим. Ударил Грант вроде не сильно, зато капрала сложило пополам. Хлынула кровь, как из опрокинутой бутылки. Капрал осел на землю, скорчился, посудил ногами и затих. Очнувшись, Грант посмотрел на бездыханное тело. Он вспомнил, что перелом гортани — это смертельно.
Грант поднялся на ноги и только тут заметил, что на сцене появился новый персонаж. Откинулся полог стоявшей рядом палатки, и наружу выглянул благородный господин. На пальцах у него поблескивали перстни. А когда он рассмеялся, Грант понял, что это тот самый рыцарь, который оглушил его на ристалище.
— Я же говорил: держи себя в руках, — напомнил командир.
Заметив, как подобрался Грант, седовласый вновь захохотал:
— Да не бойся, не арестую! Любой, кто смеет прерывать на середине хорошую песню, заслуживает самого сурового наказания. А теперь тащи ко мне в шатер своего приятеля. Влей ему в глотку вина, и пусть допоет. Надо же, он знает песню, которой я еще не слышал!
Мельком глянув на убитого капрала, рыцарь заметил: