– Простите, – а «тренд» тоже русс… роськое слово?… – прервал я. «Деревенщик» с энтузиазмом закивал:
– Конечно, друже! «Тренди-бренди, балалайка, тренди-бренди – бабла дай-ка!» – было некогда такое присловье…
– Ну уж «бабло»-то тут причём?! «Бабло» – это современная, новая идиома!
– Ошибаетесь! Нет ничего нового под луною, всё новое – беспамятством нашим забитое старое. Иль молвить желаете, что в те времена, что от нас далече, языцы в пропитании, одёже, сбруе и другом товару не нуждались, а коли так, то и бабло им не потребно было? «Тренди-бренди, бабла дай-ка» – сие присловье у коробейников да скоморохов было во временам оны. Идёт он, сердешнай да босый, по Руси, торгует, или народец веселит, на балалаечке-то играет, да и напевает: «Тренди-бренди, балалайка, тренди-бренди – бабла дай-ка!» – убеждённо заявил писатель. Бас и взгляд у него были по-доброму наставительные, улыбка приятная. Я немного помолчал. Вспомнив, спросил:
– А «сбрендил» – где тут этимологическая связь?
– Ну, как же! – писатель даже заёрзал свом широким задом, словно радуясь, что оппонент сам подбрасывает ему столь очевидный козырь. – «Сбрендить» – что сие значит?
– Ну, – рассудка лишиться, вести себя неадекватно…
– Вот! Вот именно! – воскликнул «деревенщик», тыча в воздух толстым пальцем. – А «бренд» – что сие?
– Популярная торговая марка, – вошла в наш разговор Лиз.
– И разве не зрим мы, как народец нонече, особливо младой по летам народец, охоч да жаден до «брендов»? «Шармани», «Буччи»… Иной до того охоч да жаден до «брендов», что и «сбрендит» от них, токмо о том и дума, чтоб часы-то – «Вертушка», а одёжа – «Шармани», и уж не человеце пред нами, а один сбрендивший хламур…
– Гламур? – поправила Лиз вместо меня, потому что я-то в данном случае уже не сомневался в обоснованности этимологических связей. Слишком очевидна мне стала правота моего собеседника, поэтому я, слегка заскучав, налёг на мороженое, оглядываясь по сторонам. А он продолжал заливаться:
– Оттого и сказывают о широте, «всечеловечности» русской души. Всё, реку я вам, всё пропитано, аки соком живоначальным, глаголом роським – и в тех языках и культурах, что вроде и не родня нам. Песни, легенды, игры…
– Игры, говорите? – вставил я.
В нескольких метрах от нас за столиком в кресле сидел длинноволосый юнец из тех, в чьей речи нет просвета от «патчей», «линков» и «гифов». Развалившись, вытянув ноги и склонив голову набок, он правой рукой вяло баловался с йо-йо, швыряя вниз и ловя подпрыгивающий на резинке маленький шарик.
– Что?… – остановился писатель.
– Вы сказали про игры. Вон, видите паренька? Который с шариком… – попробовал я атаковать собеседника, издалека надеясь подвести разговор к теме компьютерных игр.
– А-а! Сия безделица – древлероськая забава.
– Йо-йо?!. – поразился я.
– «Ё-ё моё», точнее… – кивнул «деревенщик».
Я так и остался сидеть с открытым ртом, обезоруженный и понимая, что дальнейший спор вести бесполезно и ни к чему. Тем более, что, как-никак, я ведь и сам трудился в сфере расширения Русской Души – неплохо бы, если бы и до размеров «всечеловечности»…
Из гипнотической задумчивости, в которую я погрузился от внушений «деревенщика», меня вывел вновь нарисовавшийся рядом Бац:
– …Ну, как вы тут? Надеюсь, не заскучали?
От входа послышалось пиканье электронного замка, шорох автоматических дверей, оживлённые голоса и звуки шагов, потом ещё, ещё… Видимо, прибывал народ на ту самую «экологическую собирушку», о которой упоминал один из наших собеседников.
– Давайте-ка я вас кофе угощу, – сказал Бац, помахивая рукой и кивая входящим. Он развернулся, и мы с Лиз проследовали за ним к мутно подсвеченной стеклопластиковой стене, затем на ступеньку, затем в тень своеобразной «прихожей» и, наконец, – в его кабинет.
САЙТ 7
Первое, что обращало на себя внимание в кабинете Аркадия, – это особенная, редкая тишина. Будучи человеком компанейским, Бац, тем не менее, иногда нуждался в абсолютной тишине, и не пожалел денег и спецматериалов на её создание.
От большой комнаты, из которой мы только что пришли, интерьер кабинета весьма отличался: вошедший словно попадал в другую эпоху, и Лиз от такой резкой смены обстановки не удержалась:
– О!..
– Да, да, – у меня слабость к дизайну минувших времён… – рассеянным тоном промолвил Бац, выпуская чёрную журчащую струю из серебряного кофейника, перевитого змейками. – Я ведь, было дело, мебелью занимался, в том числе и антикварной – так вот была возможность кое-что и для себя на аукционах приобрести…