Париж-два казался прекрасным, такими же прекрасными были крыши домов центральных районов пятнадцатого сектора, находившегося на территории бывшей Германии. Сказочная утопия, сплошь из белого мрамора и металла. Ни с одной платформы не рассмотреть землю, максимум, зелёные кроны парков и алей, с стайками голубей и влюблёнными парочками у фонтанов. Над крышами, стеклянный купол с ярко-голубым небом. Некоторым не нравились подобные голограммы, но она любила. Ей не важно, что небо искусственно. Пусть оно не больше чем компьютерная программа, зато безупречно прекрасно. Фантастическая иллюзия, которой она тешила себя всю жизнь, в надежде что умрёт от старости, а не от того что организм окончательно отвергнет имплантаты.
И если бы не больное сердце, её врождённый дефект мог в какой-то мере оказаться полезным, ведь из всех людей, она одна из немногих, кто в силу генетики не пользовались ЛИЧ-ом. За место ЛИЧ-а Эмма обладала льготной карточкой особого члена общества: хорошие скидки, возможность изредка получать бесплатные путёвки и личный социальный агент, раз в месяц узнававший всё ли у неё хорошо и что она хотела бы изменить в жизни. Эмма отшучивалась, говорила, что менять ничего не хочет, разве что кто-то может ей предложить новую ДНК, взамен бракованной.
Год назад это ещё походило на шутку, сейчас, жестокая необходимость. Её организм, в довесок, отвергал донорские органы. Этакий вид мутации, вызванный то ли плохой наследственностью, то ли некачественной экологией. А скорее тем, что мама употребляла тяжёлые наркотики, когда вынашивала дочку. За что потом и корила себя всю жизнь. Отца Эмма не знала, матушка не особо представляла, кто именно из ухажёров являлся папочкой ещё не родившейся дочурки. Всю беременность, Леновски старшая пыталась восстановить связи со всеми, с кем могла быть на момент зачатия. Однако, как только все очередной кандидат узнавал о возможном отцовстве, связи с горе матерью рвались всеми доступными способами.
Так, оставшись одна, ещё не безденежная, но аморальная дама начала, ко всему прочему, колоться. С иглы её снял один странный тип, приложивший на это немало средств, что его капитал не сильно пошатнуло. Не иначе как любовь вынудила его жениться на женщине, которая вот-вот собиралась родить от неизвестного мужчины ребёнка, к тому же, наркоманке, разменявшей пятый десяток. Правда и он молодостью не отличался. Как знать, может, хотел совершить доброе дело перед смертью. Когда он скончался, на наследство накинулось такое количество стервятников, что мисс Леновски и помыслить не могла о том, что ей с дочерью что-то перепадёт. Однако перепало, и довольно львиная доля. Половина ушло на лечение дочки, половина на обустройство быта и образование. Элитная профильная химико-биологическая школа, межкорпоративный фармацевтический университет. Эмма была отличной ученицей. С её то багажом знаний о лекарственных препаратах…
Перед ней идёт чёрно белый фильм, двое возлюбленных стоят на фоне огромной луны на балконе красивого особняка, венецианского стиля. Звук выключен. В серых глазах Эммы мелькают отражённые телевизионные картинки. Она почти не моргает. Она не хочет есть, не хочет спать. Она отказалась ложиться в больницу и отписалась от соц. услуг. Ей хотелось умереть одной. Раз уж этот мир отвергает её, то она достойно сыграет роль отверженной. Всю жизнь учителя и наставники твердили ей о достоинстве, о значимости свободы личности, индивидуальности каждого человека, для которых, будущая работа Эммы могла облегчить, а то и спасти жизнь.
Хотя мама Эммы, да и сама девочка, до конца надеялись, что спасти они смогут в первую очередь себя. Мать от непереносимого чувства вины, а девочка – от метки смерти. Но не успели, даже если шанс спастись оставался. Из всего, что Эмма изучила, она усвоила лишь одно. Надежды нет. Никакой препарат, не единый метод лечения доступный науке не смог бы полностью перекодировать ДНК, убрав из его структуры все погрешности.
Она знает, а потому не бьётся в лихорадочной надежде спастись. Её парень, Март, пропал два месяца назад, когда она уже не могла тратить остатки сил и средств в надежде увидеть перед смертью как можно больше. Он не смог быть с той, чьё тело падало в обморок от любого, хоть сколько-то волнительного момента. Она его не держала. Не позволяло самоуважение.
Она одета в тонкую, словно шёлк, ночнушку чёрного цвета и длинной чуть ниже бёдер, торс обнажён, лишь выглядывают из-под прозрачной ткани кружевное бельё чёрного цвета. Бюстгальтер она носить перестала, так как он стягивал грудь, и во время приступов было просто нечем дышать. Сейчас полуобнажённое тело выглядело бледным и хрупким, кожа приобрела немного сероватый оттенок, а пальцы на руках и ногах и вовсе побелели. Глядя на себя, Эмма лишний раз убеждалась, что час уже близок. Лишь только имплантированное сердце ударит последний раз, захлебнувшись в перегное отвергающих инородный объект тканей, в её дом ворвётся команда медиков и патологоанатомов с целью докопаться, что же с ней всё-таки было и как это можно использовать? К счастью, ей уже будет всё равно. Она уже давно погружена в ожидания, и каждую минуту может наступить момент, когда эти ожидания себя оправдают.