Сомневаюсь, что «анчоусы» знакомы с историей античного социума — однако наблюдение верное. Древнегреческая традиция предъявляет пару: «демократия-мужеложство», и порой кажется, что одно без другого невозможно: ведь в колыбели античной демократии содомия была вещью обычной. Веришь в избирательную систему, в народных избранников? Тогда изволь подставить задний проход товарищу по избирательному участку.
Античность является для западной истории образцом: Ахилл и Патрокл, Сократ и Алкивиад, — мы не подвергаем сомнению достоинство этих людей; так зачем же стесняться Моисееву, Виктюку, Тимофеевскому? «Когда бы грек увидел наши игры», этот грек, возможно и понял бы, что принципы либерализма влекут за собой потребность в содомии.
Впрочем, Греция уже не та — и не только Греция изменилась.
Социальные и эстетические категории нашего времени по звучанию лишь имеют аналоги в античном мире. Если термин обществоведения схож с тем, что употребляли в эпоху эллинизма или в эпоху Просвещения — это недоразумение.
Демократия сегодня — отнюдь не тот строй, который воодушевлял Перикла; либерализм — это совсем не то, что имели в виду либералы, боровшиеся с колониализмом; и авангард — давно уже просто обоз с кухней.
И либерализм — не либерализм, и педерастия — не педерастия.
Нетрудно сказать, что поменялось в основной посылке. Античный педераст алкал духовного тождества со своим партнером, а через это тождество прикасался к гармонии, не отягощенной прагматическим долгом перед обществом — потомством, семейным очагом, и т. п. Женщины — для воспроизведения рода и охранения домашнего очага, мальчики — для духовного сопряжения, чистого чувства. Современный педераст напротив — тщится доказать свое равенство с гетеросексуалом; педерасты доказывают, что они не хуже смешанных пар могут создать семью и растить детей. Античная педерастия не старалась предстать институтом идентичным браку — напротив, педерастия настаивала на том, что противоположна браку. А вот современная педерастия именно равенством с гетеросексуальным браком и озабочена. Равенство утвердили, но пропал смысл явления.
В истории культуры произошло сходное. Вот, имеется страна Россия — у данной страны имеются культурные особенности, их надо учитывать. Но Россию представили «неудачной» Европой: мол, разницы нет, только у русских кириллица, снег, крепостничество, степь, миллионы бесправных жителей. Мы припудрим нос, глядишь, не заметят. В результате культурно-исторической фальшивки — и Россия Европой не стала, и европейские неурядицы не были поняты: их оценивали, исходя из российского опыта. В истории искусства, в экономике, в социальной философии, в литературе произошло ровно то же самое — два несходных меж собой явления выдали за одно и то же: авангард и декоративное искусство; средний класс и корпоративное государство; писатели и конферансье.
Бывает, что у пьяного двоится в глазах; но сегодня стараются убедить трезвого, что он видит не два предмета, но один. Вместо двух разных явлений возник мираж одного предмета, наделенного двойной моралью. Живи с кем хочешь: с мужчиной или женщиной — все равно будет семья, можно и католическая. Живи в Москве или Париже — все равно будет одна цивилизация; рисуй картины или кричи петухом — все равно выйдет искусство. Предъявлена вторая мораль, столь же качественная как первая, пользуйся какой угодно — результат будет один, он предрешен: это сводит общество с ума. Именно поэтому и появилось слово «либераст», выражающее сомнение в природе явления — народ подозревает несостоятельность как либеральной, так и педерастической доктрины.
Стараясь оградить себя от двойной морали, народ также использует слово «пидарас» — это не эвфемизм слова «педераст», это попытка растожествления разных явлений, объявленных одним; «пидарас» — это обозначение точки отсчета. Вот едешь в поезде, смотришь в окошко на Вязьму, Оршу, Смоленск, на баб в ветхих платках, на пацанов в дермантиновых курточках, доезжаешь до столицы — и одно только слово хочется сказать.
Пидарасы.
Климактерическая боязнь левизны (07.11.2012)
С некоторых пор меня окрестили «левым» и, право, я не знаю как к этому определению относиться — если учесть, что в мире «лево» и «право» давно перепутано. Если Тони Блэр — лейборист, Клинтон — демократ, а Чейни — либерал, то, право же, неладно что-то в датском королевстве с демократией, либерализмом и правами трудящихся.
Видимо, обвинение в левизне содержит упрек в недооценке достижений капиталистического развития мира — но и тут я, честное слово, уступаю первенство газетам и телехронике. Ну, честно, часовню развалили до меня, в тринадцатом веке. Кризис налицо, не заметить не получается. Изо всех сил стараются показать, что это не видовой кризис, и война не есть неизбежный финал, а уж как будет в реальности — поглядим. Пока радоваться нечему.
Возможно, упрек в левизне обозначает то, что мне нравится идея равенства, а многие эту идею считают дурной. Например, пылкая дама Елизавета (из числа сетевых собеседниц) восклицала: Я за неравенство! Вероятно, данная дама имеет в виду то, что неравенство обеспечивает бурное развитие социума, поскольку люди талантами не равны. Если бы точка зрения данной дамы победила, то она вряд ли попала бы в число диспутантов, поскольку именно факт уравнивания женских прав с мужскими дал ей возможность настаивать на неравенстве.
Возможности женщин и мужчин не равны физиологически — и потребовались века чтобы это неравенство преодолеть в правовом отношении. По-моему, к лучшему.
Действительно, я за равенство. И считаю данный тезис основополагающим для социальной конструкции.
Контр-аргументы мне известны.
В защиту своей позиции приведу лишь одно соображение.
В конце концов, многое решает компания — в одной компании приятно находиться, а в другой не очень.
Так вот, мне однажды понравилась компания Толстого, Рабле, Маяковского, Маркса, Вийона, Мора, Кампанеллы, Фомы Аквинсокого и Сирано де Бержерака.
Я понимаю, что компания Поппера, Коха, Хайека, Чубайса, Березовского и Мизеса может тоже кому-то нравиться.
А мне вот нравится моя компания.
Помимо прочего, я не знаю ни одного значительного произведения искусства, основанного на идеях капитализма. Все обстоит прямо наоборот: только идеи сострадания к униженным и оскорбленным и делает искусство — искусством. А другое — это просто декоративное творчество.
Так считаю не только я, в моей компании так считали все, я просто разделяю эту мысль, она мне представляется важной.
Если существует какая-то «правая» идея, которая не унижает, не угнетает, не ведет к войне (хотя до сих пор в истории было именно так), которая не основана на привилегиях и жадности, — то я немедленно эту идею приветствую, мне совершенно безразлично, «правая» она или «левая», лишь бы слабых не унижали.
А вот когда стареющий жлоб сидит на сундуках и доказывает, что он не равен прочему миру потому, что у него денег больше, чем у миллионов простых смертных — это, по-моему, противно. И левизна здесь не при чем.
Просто Сирано симпатичнее Березовского.
Частное мнение (15.11.2012)
Администрация ФБ удалила мой текст «Голубой период русской истории» и прислала мне грозное письмо.
А я-то, наивный, думал, что здесь можно писать свободно.
Уверен, что не разжигал расовой ненависти и не призывал к свержению существующего строя. Не сквернословил.
За все время пребывания на фб ровно 4 раза употреблял резкое слово — и всякий раз в понятном контексте. И уж точно, позволяю себе бранное выражение реже, чем добрая половина здешних писателей.
В чем причина удаления текста?
И — главный вопрос — кто и что именно донес?
Ведь кто-то привлек внимание администрации к данному тексту.
В заметке обсуждался вопрос различия современного взгляда на педерастию — и античного. Это совершенно научный вопрос, и автор рассматривал его без гнева и пристрастия. Например, Маркс рассматривал античный способ производства сравнительно с капиталистическим.