А теперь бежать некуда. Вокруг, плотно прижимаясь плечом к плечу, выстроились воины полка. Вставая на цыпочки, Кастер не мог разглядеть краёв войска, серые шлемы стелились в стороны ребристым ковром, куда хватало глаз. А вот спереди, прямо перед ним, хрупкой стеной выстроилась цепочка воинов: чёртов сотник поставил его, неоперившегося рекрута во втором ряду.
Четыре месяца колочения мечом по деревянному чучелу, редкие марш-броски и бесконечные караулы не сделали из деревенского простачка хорошего бойца. И он это знал. И боялся предстоящего боя так, как ещё ничего не боялся в жизни. Слабый доспех, больше подходивший для дуэлей, не спасёт от тяжёлых секир и дубин, меч в дрожащих руках не сможет поразить ни одного врага. Зачем ставить рекрута во второй ряд? Чтобы один из первых и самых сильных ударов сразил именно его, а не опытного вояку? Другого объяснения быть не может. И даже если этот удар минует, и он выйдет невредимым из битвы, то армия приобретёт ещё одного бывалого солдата. Сплошные плюсы для войска. Минус в этом уравнении только один – он сам, Кастер.
Армия закончила построение, и теперь замерла огромным зверем в ожидании атаки орков. Король Исселбар до конца надеялся, что зеленокожие, увидев железный строй, развернутся и отступят, но судя по звериному рыку по ту сторону поля - боя не избежать.
Позади, на холмах, королевские механики расположили плотную группу баллист и несколько огромных, штурмовых катапульт, для которых подвезли булыжники высотой с человека. Позади основных сил сохранялся неплохой резерв из ветеранов и панцирников, а в роще ждала выхода знаменитая конница. Саму же армию прикрывали эльфийские лучники, славившиеся безупречной стрельбой, они выстроились сразу позади боевых порядков и готовились осыпать стрелами пространство перед первыми рядами. Поначалу, Кастер успокаивался при мысли о мощном тыле и поддержке, но вдруг он понял, что орков это не напугает. Стоящему на лезвии рекруту можно не думать о помощи. По закону войны он погибнет много раньше, чем конница начнёт мять врага, а ветераны уверенно прокладывать путь к чужому лагерю.
Рядом с Кастером, слева и справа, выстроились воины десятка. Друзей по призыву и роте раскидали по разным полкам, возможно, кто-то из них, точно так же как и он, сейчас стоит в первых рядах и дрожит от страха, а кому-то повезло оказаться значительно дальше от злосчастного «лезвия».
В частях для рекрутов учили не только драться, но и быть шестерёнкой боевой машины, то есть всегда находиться на своём месте, какой бы приказ не отдал старший. При смене построений, солдат должен знать куда идти и как себя вести и этому занятию наставники уделяли значительно больше внимания, чем другим дисциплинам. Поэтому даже тем, кто сейчас стоял в самом последнем ряду, не приходилось радоваться - каждые две-три минуты происходит смена строя, когда первый ряд уходит назад, а место «на лезвии» занимает второй, и так, пока те, кто начинал сражение вновь не вернуться на изначальные позиции. Круговорот солдат в битве. В бою придётся побывать всем и каждому. Отсидеться не выйдет, поэтому кому-то из рекрутов повезло прожить на этой земле на несколько минут дольше.
Эта мысль странным образом успокоила Кастера, но не так, чтобы совсем не переживать. Руки в жёстких рукавицах мяли рукоять, пока ещё убранного меча. Парень не знал, как бы отвлечься и решил узнать, с кем же ему выпало стоять в одном ряду. Он покосился на крайнего вояку, замыкавшего десяток. По строевой науке ту позицию занимал десятник. От волнения, Кастер забыл его имя, но кое-что знал о нём со времён обучения. Участник нескольких мелких походов, капитан десятка, хоть не славился по всей армии отвагой и умением, но пользовался некоторым уважением среди своих. Солдаты говорили, что на него можно положиться и что он вытащит из любой передряги. Но была у капитана и дурная слава выпивохи. За тягу к горячительным напиткам не раз был наказан начальством, но когда половина начальников твои сверстники и старые знакомые, а другая половина значительно младше лет эдак на десять, как-то не сильно прислушиваешься к их наставлениям и нравоучениям.
Кастер присмотрелся к следующему солдату и узнал в нём наставника по бою на мечах. Этот дядя в два движения обезоруживал любого новичка и в три, годовалого солдата. Вот к кому Кастер хотел бы стоять как можно ближе.
Следующих трёх воинов он не знал, но выглядели они матёро, лица морщинистые и хищные, густые бороды и брови придавали им пущей грозности и презрения к смерти.
По другую руку от Кастера стоял ещё один не знакомый вояка. Нос с горбинкой, курчавые волосы из-под шлема и смуглая кожа безошибочно выделяли в нём цыганские корни. Из уха торчала серьга кольцом, хоть палец просовывай.
За цыганом, прикрыв глаза и что-то нашёптывая одними губами, стоял белобородый старец. В роте Кастера, его знали как дед Одрин и служил он при кухне. В прошлом ветеран многих войн он и по сей день гнул заносчивых рекрутов в бараний рог. Однажды отказавшись от чести служить в славных рядах ветеранов, он выбрал тихую жизнь при военном дворе для новичков. О набожности старика по роте ходили притчи.
Кастер вытянул шею, чтобы разглядеть последнего члена десятка, но, к сожалению, тот скрывал лицо забралом, хотя ношение забрала запрещалось в их полку. Наверное, замыкал десяток не простой солдат, а воин в звании и далеко не самом низком.
На лицах товарищей по десятку читалась стальная решительность побить врага, конечно, они волновались, но уже знали, что их ожидает, и могли совладать с чувствами. Кастер мог бы поклясться, что ни один из них не учувствовал в грандиозных сражениях, вроде того, что ожидалось с минуты на минуту, но невольно завидовал их выдержке и храбрости. Именно храбрости. За себя он знал, что сбежал бы в любой подходящий момент. В том, что воины десятка не дрогнут, даже если подвернётся возможность покинуть поле боя, он не сомневался.
С орочьей стороны забили барабаны. Над полем разнёсся ликующий многоголосый клич, и волна вражеской рати дёрнулась в сторону армии Исселбара. Под ногами солдат задрожала земля, и дрожь эта усиливалась с приближением врага.
Из оторопи Кастера выдернула команда тысячника: «Мечи наголо! Щиты поднять! Стоять насмерть!» Кастер, дрожащей рукой потянул меч из ножен, по телу с ног до головы бегали холодные мурашки, а сердце, казалось, сковало льдом. Лёд поселился в одеревеневших ногах и суставах, руки не гнулись, парень не мог отвести взгляда от надвигающейся смерти. Он привык сравнивать смерть с чёрным цветом, но сегодня она обрела тёмно-зелёный оттенок.
Воины десятка приготовились колоть из-за спин бойцов первого ряда, Кастер тоже занял удобную стойку, но щит и меч так и остались опущены, они потяжелели так, что руки еле держали их на весу.
Стоявший по правую руку цыган, ткнул Кастера в плечо щитом, белозубо улыбнулся.
- Эй, не ссы! В бою кто испугался того сомнут первым.
- Что-то мне легче не стало, - рекрут всмотрелся в смуглое, покрытое шрамами лицо воина, да, к такому бывалому рубаке можно прислушаться и рядом стоять не страшно, но что бы он там не говорил, всё это лишь пустые слова.
- Здесь всем тяжело. Легко будет, когда из пекла выйдешь.
Кастер отмолчался, разговаривать совсем не хотелось, а думать о том, как он из «пекла» выходит – невыносимо. Перед тем как это произойдёт, если произойдёт, должно случиться столько страшных событий, что кишки сворачиваются от одной мысли о них. Скольких он должен будет убить, сколько умрут на его глазах? Сколько ран получит он сам? И, что вероятнее всего, как он умрёт? Эх, можно было бы пропустить кусок своей жизни, вроде как, забыться, а очнуться только когда всё закончится, чтобы не видеть ужаса бойни…
- Держись рядом со мной и авось повезёт, доживёшь до конца, - вновь ткнул щитом цыган, на паренька он уже не смотрел, только на орков.