— Защита считает, что у покойного были мысли о самоубийстве и он рассматривал возможность свести счёты с жизнью, — сказал Кросвелл уже подогретой толпе СМИ, но никто в прессе, похоже, ему не поверил.
По мере того как от Гранта Бассетта и Дэвида Бриттеона поступали обрывки каких-то страшилок, становилось очевидно, что Делла не была такой уж белой и пушистой. Делле нравилось пожирать мужчин, забирая всё, что она могла получить, путём шантажа и домогательств.
Присяжным рекомендовали не слушать новостные выпуски, но тем не менее Кросвелл и так прекрасно справлялся с работой. Он знал, что присяжные скоро услышат об угрозах Деллы и о её поведении. Тем не менее ему достаточно было убедить одного из них, что доказательства неубедительны. Поскольку все улики были косвенные, он был уверен, что у прокуратуры нет реальных доказательств. И как бы сильно они ни могли подмочить ей репутацию, это бы не означало, что её признают виновной в убийстве.
— Не делайте ей поблажек из жалости, — сказал Кросвелл присяжным. – Нам здесь не нужны поблажки. Но не наказывайте её за то, что она вам не нравится... И я сильно сомневаюсь, что, когда суд закончится, она вам будет нравиться.
Дебора Суториус выступила свидетелем, одетая в бежевый льняной костюм. Она почтительно наклонилась к присяжным, не разрешив камерам снимать себя для судебного телевидения, и тихо заговорила в микрофон. В день, когда она давала показания, ей исполнилось 26 лет; она считала подарком возможность рассказать правду о Данте, чтобы кто-то выслушал её, не подумав, что она преувеличивает. Она рассказала присяжным, что в настоящее время учится в Университете Ксавье, получает степень магистра биологии, планирует стать учителем биологии. Она казалась воплощением американской красоты. Её хорошо воспитали; она хорошо держалась.
Она рассказала о том, как работала у отца, вела делопроизводство и убирала комнаты ожидания в офисе, объяснив, что он платил ей 200 долларов в месяц, чтобы помочь пройти обучение в колледже. Она говорила о невесте — женщине, настоящее имя которой было Делла, — и описала их первый ужин в "Olive Garden", где узнала, что отец и Делла собираются пожениться. Высокая, стройная и сногсшибательная молодая девушка с прекрасным лицом, Дебора была единственной, которому поручили свидетельствовать от имени семьи. Она говорила уверенным, несколько надменным тоном, упомянув, что Делла показалась ей немного холодной, однако Дебора согласилась помочь ей и отцу переехать в новый дом на Симмз-ридж. Когда её спросили, она подтвердила, что Делла поселилась в спальне наверху, но в то время Дебора не обратила на это внимание. Она не думала о динамике их отношений, потому что была слишком сосредоточена на отце. С того момента, как в кадре появилась Делла, Деборе не разрешалось проводить с ним "время наедине".
— Я обо всём говорила с отцом, — сказала она, быстро вытирая слёзы.
— Не торопитесь, Дебора, не волнуйтесь, — сказал Толберт спокойным, отеческим тоном.
— Ей всегда нужно было быть рядом, и это меня раздражало, потому что мои личные дела её не касаются.
Дебора рассказала Толберту о своей помолвке и описала, как был счастлив отец, как он похлопал её по плечу, воодушевлённый этой новостью. По её словам, ей не хотелось пышной свадьбы. Да и вообще не имело значения, о чём она просила, потому что Делла тут же вмешалась и сказала ей, что она всего лишь официантка и не может позволить себе никакого торжества.
Вскоре после этого Делла начала подслушивать её телефонные разговоры с Дэррилом, и Дебора описала несколько таких прерванных звонков. За пару дней до Рождества Деборе надоели угрозы Деллы, поэтому она позвонила и обругала её. Дебора сказала, что дело в принципе: ей не хотелось, чтобы Делла помыкала отцом.
Толберт протянул ей стенограмму с автоответчика, в которой она опознала слова, произнесённые отцом в последние дни жизни. Вещественную улику приобщили к делу — в порядке исключения из правила о передаче слухов, запись была допущена — и весь зал суда слушал голос Дэррила: "Не звоните Данте, не говорите с Данте, — умолял его плачущий голос. — Дебора, я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова поговорить с тобой. Пожалуйста, Дебора, ты просто не понимаешь.... Я не знаю, переживу ли я это".
80
В отсутствие отпечатков пальцев на пистолете и каких-либо свидетелей первые несколько дней дачи показаний обвинению не казались особенно опасными. Однако поворотный момент наступил в тот день, когда дала показания Мириам Варшауэр.
Клинический социальный работник рассказала о телефонных звонках Дэррила после их сеанса 11 января: он казался очень напуганным. Он описал ссору с женой, в ходе которой она полностью вышла из-под контроля.
— Он сказал, что она угрожала разрушить его карьеру, — свидетельствовала Варшауэр, — подать на него заявление в налоговое управление, рассказать о его неряшливости, солгать врачам, с которыми он знаком — и он окажется на грани разорения.
— Он выражал опасения за свою жизнь? — спросил Кункель, широко раскрыв глаза и нахмурив брови.
— Да. Он сказал, что очень боится, что она убьёт его.
— Вы дали ему какой-нибудь совет?
— Я посоветовала ему как можно скорее обратиться к адвокату.
В заключении своих показаний Варшауэр описала, как Дэррил нашёл пистолет за запертой дверью Деллы, его панические телефонные звонки и сведения, полученные Дэррилом от матери Деллы, включая тот факт, что Делла якобы наняла кого-то для поджога дома. Члены жюри, казалось, увидели вещи в другом свете. Когда Варшауэра показала, что больше всего Дэррил боялся, что Делла убьёт его во сне, присяжные обратили на это пристальное внимание. Трудно было представить, что маленькая женщина в розовом платье на такое способна, но социальный работник охарактеризовала её как действительно опасного персонажа, как одну из самых опасных пациенток, с которыми она сталкивалась более чем за 20 лет.
Когда Кросвелл начал перекрёстный допрос, он, казалось, сдерживал улыбку. Казалось, он ставил под сомнение профессионализм Варшауэр, выставляя её придирой по мелочам. Следует отметить, что она не была врачом, работающим с пациентами, она была всего лишь консультантом, социальным работником, которой платили за то, чтобы она утешала других и "держала их за руку", предположил он.
— Как считаете, в Америке есть эксперты, — улыбнулся он, — которые знают о самоубийствах больше вас?
— Вероятно.
— И, конечно, вам известно, покончил ли доктор Суториус с собой или нет?
— С учётом имеющихся у меня сведений и моих наблюдений, я бы сказала, что он не был склонен к самоубийству.
Консультанту удалось повернуть перекрестный допрос Кросвелла вспять, указав, что Дэррил Суториус строил планы на будущее — она заявила, что склонные к самоубийству обычно таких планов не строят. Хотя её ответ вычеркнули из протокола, присяжные услышали его, и им оставалось только задуматься над её словами.
Сестра Дэррила, Карлин Шульц, также свидетельствовала о здоровом расположении духа Дэррила. Она утверждала, что, когда брат приехал в гости на уик-энд Суперкубка, он выглядел лучше, чем она видела его за долгое время. По словам Карлин, Дэррил был одет в новую одежду, очень оптимистичен и, казалось, радовался свадьбе Дебби. Они провели чудесный вечер, и в перерыве между футбольными четвертьфиналами Дэррил даже заговорил о новом розовом саде, который собирался посадить.
Присяжным стало известно, что вскоре после уик-энда Суперкубка Делла пришла в банк PNC на Монтгомери-роуд. В записях указано, что 7 февраля она закрыла два депозитных сертификата, каждый стоимостью около 1000 долларов. Управляющий отделением банка показал, что Делла казалась расстроенной, что, по её словам, у них с мужем семейные проблемы, и не хотела, чтобы он получал "её деньги". В то время менеджер упомянул, что с текущего счёта Деллы сняли больше денег, чем на нём лежало, и она ответила: "Этот жирный сукин сын должен был внести 500 долларов". Едва Лонгано выудил неприятный комментарий Деллы от молодого менеджера, сколько бы потом Кросвелл ни пытался поставить молодого человека в тупик, слова Деллы уже нельзя было стереть из памяти.