— Знаешь, мне кажется, если бы я их применял, вот сейчас ты бы об этом догадалась.
— Ладно, ладно, прости, — Аэлин приподняла руки и качнула головой. — Дурацкая мысль, знаю.
— Иногда я удивляюсь, как так получается, что вам с Бэсом одни и те же идеи приходят в голову, — нервно хохотнул Мальстен. — Когда я жил в Малагории, он часто заводил со мной такие разговоры, намекая на то, что вокруг ходит множество милых дам, которые были бы не против поучаствовать в таких экспериментах.
Охотница нахмурилась.
— И ты… что на это отвечал?
— Что не буду с ним это обсуждать.
— Обсуждать не обязательно, чтобы сделать, — осклабилась она, в этот момент и впрямь напомнив Бэстифара.
— Аэлин, — осуждающе произнес данталли.
— Извини, — смиренно кивнула она. Некоторое время она молчала, а затем задумчиво заглянула в его глаза. — Я не спрашивала раньше… у тебя там был кто-то?
Мальстен на мгновение отвел глаза, помедлив с ответом. Аэлин глубоко вздохнула.
— Был, стало быть. И как ее звали?
— Это было очень давно, — уклончиво ответил Мальстен.
— Кто-то из труппы?
— Да… то есть… послушай, Аэлин, об этом и вправду не стоит думать. Ты знаешь, я еду в Малагорию из-за…
— Из-за моего отца, да.
— Дослушай. Я еду в Малагорию из-за тебя. Частично и из-за Бэса с Грэгом, но единственный человек, кто меня заставил пуститься в это путешествие, это ты. Девушки из труппы… это было давно.
— Девушки, — хмыкнула охотница. — То есть, ты там слыл дамским угодником?
Мальстен поморщился.
— Аэлин, пожалуйста. Хватит.
— Ладно, ты прав, — вздохнула она. — Извини, не знаю, что на меня нашло. Возможно, просто боюсь, что прошлое утянет тебя настолько далеко, что я потеряю тебя.
— Не потеряешь.
Мальстен привлек ее к себе и крепко обнял. Через некоторое время дыхание Аэлин стало ровным и глубоким: Заретт увлек ее в свой туманный мир сновидений. Про Мальстена бог-покровитель снов, похоже, забыл, и единственное, что осталось верным спутником беглого анкордского кукловода в эту бессонную ночь, это воспоминания.
Ночь выдалась тихой. Для вечно живого и вечно будто бы пребывающего в состоянии праздника Грата — пожалуй, даже слишком тихой. Хотя с улиц и долетал шум, сегодня он отчего-то казался приглушенным и менее бойким, чем обычно, хотя причин для этого Мальстен не видел.
Ийсара сладко застонала во сне и повернулась к данталли спиной, по-хозяйски потянув на себя легкое одеяло, и почти полностью завернувшись в него. Мальстен некоторое время смотрел, как девушка умиротворенно спит, прикрыв одеялом изящную спину. Затем он тихо, стараясь не разбудить Ийсару, поднялся с кровати и быстро оделся, желая выскользнуть из собственной комнаты незамеченным. Мальстен понимал, что на эту ночь по какой-то причине окончательно потерял сон, и решил прогуляться по дворцу, потому что лежать в кровати и позволять собственным мыслям и воспоминаниям забраться себе под кожу ему совершенно не хотелось.
Бесшумно выскользнув из комнаты, он, стоя уже в дверном проеме, еще раз оглянулся на Ийсару. Та даже не пошевелилась, ничто не потревожило ее сон. На лице Мальстена мелькнула тень улыбки, и он прикрыл за собой дверь, направившись вдоль по коридору.
«Занятное дело. Этот дворец огромен, но у меня такое чувство, что идти мне в нем некуда», — поймал себя на мысли Мальстен и криво усмехнулся этому. С каких, интересно, пор он так думал о гратском дворце? Уж не прав ли оказался Бэс, намекая на то, что Грэг Дэвери своими разговорами дурно на него влияет? Впрочем, Мальстен понимал, что на деле никогда не считал это место своим настоящим домом. Или боялся считать, сейчас уже трудно было сказать наверняка. Подумать только — так много воды утекло со дня разоблачения анкордского кукловода при дэ’Вере, а воспоминания о том дне и вообще о том периоде Войны Королевств были свежи, словно вчерашние.
«Интересно, я когда-нибудь вернусь на материк?» — подумал Мальстен, тяжело вздыхая. — «Или путь туда мне навсегда отрезан?»
А кто там, в конце концов, ждет? Мальстен вдруг острее обычного осознал, что на материке у него никого не осталось, кроме врагов. Рерих VII, Бенедикт Колер и его свора… разве что Теодор?.. Но у аггрефьеров свои жизненные принципы, и долгое время находиться с ними бок о бок непросто. Резкое, как удар ножа, чувство одиночества навалилось на плечи Мальстена всем своим огромным весом. Возможно, именно оно привело его на балкон в большой зал, где совсем недавно произошло его примирение с Бэстифаром — единственным, кого можно было назвать другом. Его и, как ни странно, плененного охотника, но о нем сейчас думать совершенно не хотелось.