— Снова кошмары? — участливо поинтересовался Колер.
— Я в порядке, Бенедикт, не берите в голову.
Порыв ветра, будто посланный Криппом в опровержение слов молодого человека, заставил Харта содрогнуться всем телом от холода. Колер нахмурился и, качнув головой, приложил тыльную сторону ладони ко лбу ученика. Тот отшатнулся секундой позже, однако наставнику хватило этого мгновения, чтобы сделать соответствующие выводы.
— Проклятье, Киллиан, ты болен. У тебя начинается жар.
Харт недовольно нахмурился, оттолкнув руку старшего жреца.
— Говорю же, я в порядке.
— Это пока. В лучшем случае через пару дней сляжешь. А в худшем — через пару часов. Так что давай-ка бодрым шагом к лекарю.
Киллиан упрямо качнул головой, сложив руки на груди.
— Со мной ничего серьезного, бывало и хуже. И вообще, у нас слишком много дел здесь, а вы предлагаете мне залечь в лазарет?
— Да, предлагаю, — прикрыв глаза, терпеливо ответствовал Колер. — Делами все равно буду заниматься я, а не ты, поэтому…
— В таком случае ответьте мне на вопрос, Бенедикт, — холодно заговорил Харт, перебив наставника, — для чего вы меня с собой потащили? Меня, а не Ренарда и Иммара. Рассказали правду о нашем противнике, тренировали всю дорогу. Чтобы в самый разгар дела я попросту слег в лазарет и не путался под ногами?
Старший жрец вздохнул.
— Разумеется, нет. Я рассчитывал на твою помощь и хотел ежедневно наверстывать упущенное в твоем обучении, но раз уж так вышло, что ты слег…
— Не спешите с выводами, — Харт взялся за клинок и решительно кивнул. — Я не слег. И раз уж мы оба здесь, вполне можем начать тренировку.
Бенедикт снисходительно усмехнулся и также вынул меч из ножен.
— Вижу, жар уже затуманил тебе голову настолько, что ты не слышишь ни меня, ни собственный здравый смысл. Что ж, хорошо. Давай так: семь проигрышей, Киллиан. Как с Леонардом. Если семь раз подряд ты проиграешь, отправишься в лазарет без разговоров.
— Удобное условие, учитывая, что побороть вас мне не удавалось ни разу, — усмехнулся молодой человек. — Может, если продержусь семь схваток подряд, смогу сам решать, как поступить? Так хотя бы честнее…
— Бесы с тобой. Уверен, что после седьмого поединка ты в любом случае свалишься без чувств, так что то на то и выйдет. Итак, приступим?
Поединок начался тотчас же. В течение первой же минуты Колер отметил для себя, что сегодня ему стало куда как труднее сражаться со своим учеником. Молодой жрец и впрямь впитывал знания с удивительной скоростью, притом сразу же успешно применял их на практике. Если девять дней тому назад уйти от его угловатых атак, построенных лишь на скрытой агрессии, было проще простого, то сейчас Колеру приходилось усиленно концентрироваться на сражении, чтобы понять, как будет двигаться противник. То ли предыдущая тренировка с Леонардом Сайером успела вымотать старшего жреца Кардении, то ли ученик и впрямь за восемь дней практики успел сильно поднатореть в фехтовании.
И первая, и вторая победа над молодым человеком дались не без труда. Повалив, наконец, Харта на землю подсечкой, Бенедикт позволил себе несколько секунд передышки, постаравшись восстановить дыхание.
— Ты молодец, — уважительно произнес Колер, помогая Киллиану подняться. — Делаешь огромные успехи.
— Несколько раз тренировался в карауле. Отрабатывал движения, пока вы спали, — тяжело дыша, отозвался тот, утирая пот со взмокшего лба.
— Это заметно, — кивнул Бенедикт. — Быстро учишься. Быстрее, чем я в твои годы.
— У каждого свои таланты.
Киллиан снова перешел в атаку. Его наставник ушел от первого и второго удара играючи, сумел перейти в нападение и попытался вновь сбить противника с ног, однако на этот раз Харт успел вовремя отскочить и не позволить себе упасть. Дальнейшая серия атак и парирований для молодого человека слилась в кашу, которой, казалось, не было конца. Оставалось лишь довериться собственному телу и понадеяться на рефлексы и скорость реакции. Киллиан понимал, что затея с этими семью схватками, скорее всего, выйдет ему боком, и к концу этой тренировки его могут потащить в лазарет на носилках, однако отступить… отступить он не мог себе позволить — из мыслей никак не шли образы, навеянные беспокойным сном: собственная слабость, беспомощность, немощность. Эти ненавистные сердцу картины пробуждали то, что Киллиан ненавидел больше всего — сомнения. Сомнения не только в собственной выносливости, но и в том, что работа жреца Культа в принципе ему по силам.