— Это потому, что я боялся. Если бы я дотронулся до тебя, то мы тут же оказались бы в постели. Я же мечтал, чтобы ты пришла ко мне первая.
С губ Стефани сорвался крик мучительного наслаждения, потому что всё это время Росс не переставал гладить её и ласкать. Слова чередовались с поцелуями, перемешивались с бесстыдными ласками языка и особенное внимание Росс уделял груди, отчего соски напряглись, набухли, сделавшись сверхчувствительными.
— А что если я мечтала оказаться в постели с тобой с самого первого дня? — с придыханием выговорила Стефани, отбрасывая всякий стыд.
Боже, кажется, у неё полностью отключился мозг, раз она отважилась выдать такое! В потемневших глазах Джордана вспыхнул огонь.
— Если скажешь, то я буду безумно рад. Потому что я мечтал об этом с самой первой минуты. Каждый раз, когда ты оказывалась в моих объятиях, я хотел, чтобы поблизости стояла койка.
Стефани рассмеялась. Так хорошо и радостно стало на душе! Только что Джордан практически сказал, что всегда думал о ней. Ну, в смысле, не только желал.
— Я не против койки, — шепнула она на ухо любимому, слыша, как учащается дыхание Росса.
Их жажда стать вместе возрастала с каждой секундой. Джордан ласкал её, она таяла в его руках. От возбуждения у неё кружилась голова, и тело горело в нетерпении принять его. А когда Джордан, гладивший её бёдра, скользнул пальцами в жаркое тепло между её ног, она беспомощно вскрикнула и устремилась ему навстречу. Коварные пальцы нашли чувствительный бугорок; нащупали и сжали разгорячённую плоть. Они двигались то нежно, кругами, то основательно нажимая, и Стефани уже всхлипывала, раскрываясь шире и подчиняясь задаваемому ритму. Хрипло выдохнув, Росс ввёл два соединённых пальца ей внутрь, совершая ими поступательные движения, и Стефани изо всех сил прикусила губку, чтобы не закричать. Ещё немного, и она начнёт умолять, чтобы Росс взял её! Стремясь приблизить момент обладания, она извивалась, тянула любимого на себя, подавалась бёдрами навстречу, впивалась поцелуями-укусами в упругую кожу, прихватывала зубками, а затем зализывала причинённые «страшные ранения». Джордан терпел, мучил её, а его дыхание тем временем делалось всё тяжелее, руки — настойчивее, а когда Стефани взглянула в смуглое лицо, то была поражена как почернели глаза милого, каким они полыхали огнём. Кажется, он сдерживался из последних сил.
— Стефани, я тебя сейчас изнасилую, — едва слышно, будто извиняясь, прошептал он, качнув головой, и эти слова перевернули ей душу.
Горячий узел желания развернулся в животе тугой спиралью, и это было почти больно — не ощущать в данный момент внутри себя мужчину. Словно наяву Стефани представила себе сладкое насилие, которому подвергнет её любимый, и поняла, что мечтает о нём больше всего на свете.
— Да! — выдохнула она, отвечая самым смелым фантазиям Росса. — Да, Джордан, да!
Собственные руки уже скользили по его напряжённому торсу вниз, подбирались к возбуждённому достоинству, поглаживали, ласкали, млея от того, как оно подрагивает от нетерпения и хищно льнёт к рукам, под низкое рычание Джордана. В тот же миг Росс перестал сдерживаться. Он опрокинул её на спину, резко двинулся, пронзая до донышка, накрыл собой.
Как же ей этого не хватало! Стефани закричала от наслаждения. Его удивительно приятная тяжесть, его ласки, руки и губы… Пронзающие движения, эта мужская работа бёдрами. Она застонала, прижимаясь к Джордану изо всех сил. Росс танцевал танец любви сначала медленно, осторожно, а потом всё быстрее, теряя контроль. Он уже не владел собой, и в безумной страсти Стефани следовала за ним, без труда двигаясь в едином ритме.
— Джордан! О, Джордан! — только и могла лепетать она.
Мужчина же то закрывал её рот поцелуем, пил её стоны, то отпускал губы, чтобы прижаться в опустошающем поцелуе к груди, и очень скоро они оказались среди звёзд, где нет ничего земного, а есть только наслаждение и экстаз.
— Стефани…
Черноволосая голова её любимого поникла, и Росс со стыдом упёрся лбом ей в грудь.
— Прости меня, Стефани, я был груб!
— О чём ты?
Паря в небесах, Стефани с трудом приоткрыла глаза и посмотрела на Джордана, чтобы насладиться любовью, светящейся в его глазах с примесью трогательного раскаяния. Раскаяние было невероятно милым, но ей не хотелось, чтобы Джордан придумывал себе бог знает что, тогда как ей было безумно хорошо. Обхватив ладонями его лицо, она принялась поглаживать, любуясь родными чертами, млея от нежности светящейся в серебристых глазах, перебирала волосы.
— Ты думаешь, что сделал мне больно? — догадалась она. — Джордан, я среди звёзд! И я хочу, чтобы ты был так же «груб» ещё много, много… Очень много раз!