И повел его в студию.
– Подумать только, сколько времени ты на ее улыбку потратил, – заметил Альберт. – Мона Шейла. Удивительно.
– Что удивительно?
Альберт коснулся плеча Мориса, сменив тему:
– Давай проедемся. Есть одна норвежка, Инга… Я тебе все о ней расскажу.
Он вытащил из заднего брючного кармана фляжку в виде бутылки и сделал глоток.
– Ну, выпей, – посоветовал Иона. – Сам знаешь, что можно.
Альберт приник к рулевому колесу, не соблюдая дистанцию, будто стремился выиграть приз, присужденный проскользнувшему в максимальной близи от какой-нибудь другой машины, не столкнувшись с последней. Направляясь к побережью, они виляли зигзагами по самым дальним пригородам Мерси, его маленьким спутникам, где гнездятся спекулянты, между домами, похожими на гвозди, которые вот-вот выскочат, с прогнувшимися балками, треснувшими фундаментами, ожидающими, когда земля улыбнется и проглотит их, не оставив ничего, кроме нескольких стальных обломков.
– Твое счастье, – сказал Альберт, – что я людей еще знаю. В прошлом году был в гостях на заброшенном винограднике в Сономе. Там есть один бывший коп, который сам фейерверки устраивает. Такого фейерверка не увидишь сидя на скамейке в городском парке. Бум… в диапазоне «ка».[24] Если хочешь народ привлечь, предлагаю пустить слушок, что эти фейерверки не совсем законные. Что касается законности, в городах-призраках тюрем нет. Всегда можно удрать.
Чуть не перевернув машину, Альберт слишком круто свернул и прибавил скорости на пролегавшей в каньоне дороге.
Вскоре, когда они тряслись по камням к берегу, Альберт откупорил фляжку в виде бутылки и еще глотнул.
– Ох нет, тебе не надо, – сказал он, заметив протянутую руку Мориса.
– Ничего, это меня не убьет.
– Шейла тебя убьет. А потом и меня.
– Ну-ка, дай сюда.
– Тогда по очереди, – согласился Альберт, передавая Морису фляжку. – Я всегда знал, что ты не годишься для Шейлы, Морис. Ты мне нравишься, но мы с тобой слишком похожи. А себя я не порекомендовал бы.
Морис высоко запрокинул бутылку.
– Не поможет, – сказал Иона, – но давай.
– Разве ты не лечился в лечебнице? – спросил Альберт. – Наверно, тебе это дорого стоило.
Морис облизнулся и снова глотнул.
– Если начать с двадцати шагов, разве нельзя вернуться к самому себе?
– Не хочу, чтобы ты причинял Шейле боль, вот и все. И не хочу, чтоб ты ее потерял, поскольку у тебя, почти как у меня, нет особого выбора. Немногие женщины связались бы с нами обоими. Возьмем меня, к примеру. После долгих лет одиночества я наконец нашел женщину. Попробуй с трех раз догадаться, почему она ушла. Но я скоро поеду в Норвегию. Найду Ингу, привезу с собой домой. Или…
– Думай, как гора, Альберт. Слышал когда-нибудь такую фразу? В телескопические линзы лучше видно картину на расстоянии.
– Чушь собачья. Жизнь нельзя прожить на расстоянии.
– Можно. Знаешь, кем Шейла меня назвала как-то вечером? Амебой.
– Сам напросился. Не пойму, как она с тобой уживается.
– Почему ты думаешь, будто она со мной уживается? И кстати, что это ты раньше там говорил про картину?
– Лучше было б, наверно, язык за зубами держать. Просто я где-то вычитал, что жена неотвратимо устраивает мужу кризис среднего возраста. Муж чувствует, что она скоро станет бесплодной. На мой взгляд, Шейла выглядит слегка беременной – на твоей картине, я имею в виду. Но я знаю, что ты детей не хотел. Просто в голове промелькнуло, и все.
– У меня нет интрижки на стороне, если ты к тому клонишь.
– Знаю. Ты ей по-своему верен. Но почему именно сейчас пишешь ее портрет? Двадцать лет было в твоем распоряжении.
– Сам точно не знаю.
– Ну, не будь так уверен, что действительно хочешь того, чего хочешь.
Они передавали друг другу бутылку и вскоре принялись посмеиваться над своими седыми волосами и непомерно расплывшимися телами.
– Трахни меня, отец! – прокричал Морис, бредя к приливу. И запел:
Я – Морис,Моряк, евший крыс,Прыгаю, словно резинка, туда-сюда,Мое судно взлетает и падает; кругом вода;А как выпивка кончится, то все мы вместеНачинаем топтаться на месте.Альберт запел:
Вот Морис, по которому плачет тюрьма,Настоящий кусок крысиного дерьма,Пьяный капитан, плывущий по волнам,Направляясь туда, куда не надо нам,Прибывая поутру под колокольный звон.Я бы ему не доверил подстричь свой газон.Песок поцеловал изгибы тела Холли, и тут она вспомнила, как целовала Мориса.
Шуточка. Да кого это волнует? Сын мерсийского патриарха вдрызг напивался, вечно шатался у танцплощадки, поддерживаемый лишь ветерком, поднятым танцующими. Тем не менее он внушал ей определенное восхищение тем, что безрассудно проматывал все, что с выгодой использовал бы любой другой человек его возраста. Никогда ногой не ступал на танцплощадку. Только наблюдал. Подсматривал в замочную скважину. В иные вечера голова у него шла кругом, он возбуждался. Вышибалы на своих плечах тащили его к дверям и выкидывали на улицы, некогда принадлежавшие его отцу.