– Отец Бернард здоров и передает вам привет, – ответил Иоганн. – А вот моя матушка тяжело больна.
Молодой монах с гладко выбритым подбородком и в белоснежной рясе бросил на них хмурый взгляд. Многие цистерцианцы блюли обет молчания и зачастую объяснялись лишь при помощи знаков. В лазарете запрет соблюдался не так строго, однако правила имели силу и здесь.
Отец Антоний отвел Иоганна в нишу чуть в стороне от кроватей и там внимательно его выслушал.
– Хм, кашляет кровью, говоришь? Не берусь утверждать, но…
Монах помолчал, и Иоганн посмотрел на него с мольбой в глазах.
– Что? Скажите, прошу вас!
Отец Антоний вздохнул.
– Ты ведь знаешь, что твоя мама давно хворает. Если тело слабое, болезни проникают в него и селятся там, подобно червям. Скверные болезни вроде белой чумы.
Иоганн закрыл глаза, чтобы не выказать испуга. Он уже слышал о белой чуме. Ее часто привозили путешественники и паломники из Венеции, Генуи или Рима. Больные теряли силы, много спали, кашляли и чахли, как осенние листья. Потому в народе эту болезнь называли чахоткой. Она была не столь свирепа, как обычная чума, но также неизбежно заканчивалась смертью.
– И нет никакого средства? – шепотом спросил Иоганн. – Вам ведь известно столько лекарств, отец Антоний!
К горлу подступил комок. Если уж отец Антоний не знал средства, то помочь его матери мог один лишь Господь.
– Хм, средство, может, и есть. – Монах склонил голову. – Правда, оно хранится не здесь, а в подвале… – Он чуть помедлил, потом похлопал Иоганна по плечу. – Думаю, минутку-другую без меня здесь обойдутся. Пойдем, я тебе покажу кое-что. Может, тебя это чуть приободрит.
Отец Антоний подтолкнул Иоганна вперед, и они вновь прошли крестовым ходом. Несколько монахов стояли возле источника и вполголоса переговаривались. При виде Иоганна они замолкли, но отец Антоний ничуть не смутился и завернул в боковую дверь. Они спустились по лестнице и оказались в подвале с вытянутыми узкими оконцами.
В воздухе стоял запах плесени и еще чего-то ароматного; к ним примешивался едкий металлический запах, происхождение которого для Иоганна пока оставалось загадкой. Вдоль стен стояли несколько стеллажей; между ними громоздились бочки и ящики, под потолком висели засоленные окорока, колбасы и связки трав. В дальнем конце комнаты на длинном верстаке стояло диковинное устройство, со стороны напоминавшее пресс для фруктов. Рядом стояли несколько открытых ящиков, и на полу в слабом дневном свете поблескивали железные стержни, словно выломанные зубы какого-то мифического чудища. Похоже, что именно от устройства и шел этот странный металлический запах.
– Что это такое? – спросил с удивлением Иоганн.
– Это я и хотел тебе показать. Ха, я знал, что это произведет на тебя впечатление! Это печатный пресс. – Отец Антоний хитро подмигнул и подошел к устройству. – Мы с приором убедили настоятеля, что нам стоит обзавестись таким. Мы закупили книги в монастыре недалеко от Вормса и станок взяли в придачу. Причем обошелся он нам совсем недорого. Когда его запустят в работу, все у нас переменится. И не только у нас. – Священник широко развел руками. – Грядет новая эпоха, я это явственно чувствую! Новые знания, не только из Италии, но также от испанских мавров, из дальних стран, из захваченного язычниками Константинополя. Вновь открытые манускрипты на латыни, греческом и даже арамейском. И теперь их все можно напечатать и размножить! Ты только представь, все, что человечество когда-то измыслило, останется на бумаге – и это можно будет прочесть даже через сотни лет! Я рад, что на склоне лет могу застать этот миг.
Иоганн во все глаза смотрел на пресс. Он уже слышал о подобных устройствах, но еще ни разу не видел. В Книтлинген порой заносило отпечатанные листки, в основном религиозного содержания. Карты, которые Иоганн купил на скопленные деньги, а отец втоптал в грязь, тоже были отпечатаны на таком прессе. В печатных книгах вместо темного пергамента использовали бумагу, а буквы наносились галловыми чернилами, какие издавна применялись для письма.
До сих пор, чтобы сделать копию, монахам приходилось вручную переписывать каждую книгу, но в последнее время эту работу все чаще производили при помощи пресса. Необходимые литеры отливали из олова и свинца. То, что прежде занимало месяцы и даже годы, теперь можно было сделать за один день. Иоганн с трудом представлял себе, сколько же книг можно изготовить таким способом за ничтожный отрезок времени. Сотни? Тысячи? Уже сейчас их было столько, что ему ни за что не перечитать!