— Может быть… Но есть нечто, что важнее. Это смотря что для тебя ценно в жизни.
— А для тебя что ценно в жизни?
— В здешней, в лагерной?
— Да. Другой у нас пока что нет.
— В этой для меня важно, сынок, чтобы ты был рядом и чтобы тебе было хорошо.
Неприступность Сергея, так высоко им ценимая и оберегаемая для других, для меня постепенно сходила на нет. И это все сильней и сильней привязывало меня к нему: я чувствовал, что я ему нужен, даже необходим здесь, и был счастлив.
Но зона есть зона, и поэтому страх и настороженность все еще оставались во мне. Они были почти необъяснимы. Я чувствовал, что все еще не могу довериться ему полностью. Мне казалось, что в общении со мной Сергей постоянно что-то недоговариваст, а говоря, запинается, отводит глаза… Я все это видел, чувствовал и потому не мог расслабиться рядом с ним, успокоиться, что ли. Бывало, он так на меня посмотрит своими серо-синими глазами, что мне становилось не по себе, и я отводил свой взгляд от этих пронзающих меня и приближающих к себе глаз.
«И вот однажды»
И вот однажды причина этой недоговоренности всплыла, да так неожиданно, что я не успел опомниться, как все произошло. И главное, никакой хитрости со стороны Сергея, никаких «подъездов», как это, я слышал, обычно бывает, не было и в помине. Я и вообще думаю теперь, что между людьми, даже малознакомыми или незнакомыми вовсе, иногда возникают какие-то токи, импульсы, которые, несмотря ни на что, влекут этих людей друг к другу. Что это? Что это такое? Хорошо это или плохо, что так устроены люди? И всего важней в таком влечении одного человека к другому — переживаемое волнение. Губы сохнут, все слова невпопад, голова не ведает, что делают ноги и руки, стук сердца слышится под самым горлом, и ты еще не знаешь точно, радоваться тебе или плакать. Но я расскажу по порядку, ладно?
Мы пришли после 2-й смены. Я уже свободно точил любые детали, но все еще числился в учениках. Работу Сергея выполнял я, мастера к нему даже и не подходили, все задания давали мне, а он занимался только ширпотребом. И все были довольны — и мастера, и мы оба.
Та смена выдалась тяжелой — много аварийных деталей плюс конец месяца, бардак безумный. У всех нервы были на пределе. И я очень тогда устал.
Придя на барак, я, как всегда, умылся, перекусил и завалился спать. А Сергей, как обычно, остался в каптерке что-то свое доделывать. Вел себя он в тот вечер странно — все время молчал, только поглядывал на меня исподлобья. Я как-то и не придал этому значения — у него бывали заскоки и раньше.
Заснул я моментально, как убитый. Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулся от того, что кто-то присел на мою шконку (а спал я всегда очень чутко — как разведчик, я так и после зоны сплю, слышу каждый шорох). Это был Сергей — никто, кроме него, не решился бы меня после смены трогать.
Он сидел в одних трусах, а сверху была накинуты фуфайка. Он почему-то полез в тумбочку и стал там что-то искать. Я, улыбнувшись ему, повернулся на другой бок и снова закрыл глаза, погружаясь в сон.
— Сынок, — прошептал Сергей, склоняясь к моему лицу, — вставай… Идем… Поможешь мне доделать подсвечник.
— Отстань, — выговорил я сквозь слипшиеся уста и глаза (я заснул моментально, и, видимо, так сладко, что и слюна на подушку выступила). — Вечно ты устраиваешь дурдом среди ночи. — Я сказал так, потому что Серега уже не впервые так будил меня, и я, встав, брел к нему в каптерку, где мы — каждый на своих тисках — доделывали что-нибудь «горящее», срочное. — Утром, Сережа, доделаем, ложись и ты спать. А то уже уработались оба.
Но Сергей не отставал и продолжал тормошить меня:
— Ну, идем. Там и дела-то на двадцать минут. К утру должно быть готово. Человек и деньги уже принес.
Окончательно проснувшись и перевернувшись на спину, я спросил Сергея:
— Что это там такое сверхсложное, что ты без меня не сможешь сделать? Я уже сплю и ничего не соображаю.
— Идем, идем, сейчас проснешься, — шептал Сергей в нетерпении.
— Издеватель, — буркнул я себе под нос и, закутавшись в одеяло, полусонный, с закрытыми глазами побрел за ним в каптерку.
Я вошел следом за Серегой и, подперев стену, продолжал спать стоя. Я и не заметил, как он тихо закрыл дверь на ключ, занавесил стеклянный проем в двери — стало совсем темно… А я продолжал спать, прислонившись к стене.
Сергей подошел ко мне, приблизившись так тесно, что я вздрогнул, и стал медленно высвобождать меня из одеяла… Я приоткрыл глаза.
Серега стоял так близко ко мне, что я уже слышал его прерывистое дыхание. И хотя в каптерке было почти темно, только маленькая лампочка на стене светилась под темным колпаком, я видел его глаза — они были широко раскрыты и невероятно блестели.