Где, интересно, сейчас Ёни? Скорей всего, она очень расстроена. Самое ужасное на свете чувство тревоги — это когда ты чего-то или кого-то ждёшь. Ждёшь… Приятной улыбки, аплодисментов, тёплых объятий, еды, извещения о том, что выиграл в конкурсе, похвалы директора, высокой оценки, красивого сына, смерти, наступления утра или ночи, моря, смелости, озарения, торговца ётом[32], соития, машины для откачки выгребных ям, выздоровления… Но в конечном счёте не получается ли так, что ты ждёшь разочарования? Ёни, скорей всего, бродит сейчас по улицам, где завывает холодный ветер. И сколько не поднимай воротник пальто, на сердце студено, она дрожит. Идиот! И что теперь, если не прошёл по конкурсу, так можно и не появляться? Девушка бродит по мрачным безлюдным улицам, небо хмурится, и, кажется, скоро пойдёт снег. Тут к ней подходит франтовато одетый мужчина. «У вас такой печальный вид», — скажет он. И девушка почувствует себя действительно несчастной. «Пойдёмте куда-нибудь погреться!» — предложит мужчина. Низкий и глубокий голос, которому хочется довериться. Немного волнуясь, девушка следует за ним. И куда же они пошли? В голову полезли дурацкие мысли. Наше воображение теперь тоже заштамповано. Точно также, как мы зациклились на Син Сон Иле, Ом Эн Нан и Хо Чан Гане[33], которые окунули нас в фантазии о том, как уставшая от ожидания одного мужчины девушка встречает другого красавца. Фильм какого-то идиота подавляет воображение людей. Кино отнимает даже способность женщин трезво оценивать свою собственную внешность. Если среди актрис есть та, что похожа на неё, она тоже начинает думать, что красавица. Какая бы страшная ни была. А если среди актрис нет похожей на неё, то она делает вывод, что красавицей её не назовёшь. Даже если она самая красивая на свете. А если вдруг случается, что на экране появляется похожая на неё актриса, то она тут же начинает радоваться, что тоже может причислить себя к красавицам. Похоже, освободить людей от гнёта кинематографа — дело непосильное. И это тоже стало одной из моих навязчивых идей. А так как давление это исходит изнутри, из самой-самой глубины, то люди даже не пытаются дать знать о той боли, что они ощущают. Они терпят, издавая только стоны. А мы, слыша эти стоны, не можем понять, что с тем человеком — то ли он заболел, то ли отравился… И только стонущий знает, в чём дело. О чём же мой стон? Хочется батата во фритюре, ещё я страдаю из-за той убогой стенки, а ещё…