— Вот поступишь, и я тебе сразу же отдам свою форму, — сказал я, хлопнув брата по плечу, в то время, как моя форменная одежда, уделанная донельзя во время попоек, уже давно была заложена в одном из питейных заведений в окрестностях университета.
Несколько дней спустя за ужином, когда речь зашла о университетской форме, мать, кивая на младшего брата, сказала:
— Он у нас светлокожий, так что коричневая форма будет ему очень к лицу.
Видя, как после этих слов брат довольно захихикал, словно девчонка, я будто бы увидел себя самого в ту пору, когда возился с кроликами, и всем своим существом пожелал, чтобы хотя бы он — мой братишка — мог вот так сидеть в автобусе, напоминая почтенного старца.
На следующий день после моего приезда полил дождь. Я взял зонт и пошёл в гости к Суёну, чахоточному распространителю порнографических открыток. Он жил в маленьком доме с соломенной крышей, в котором было две комнаты: в одной обитали его мать с сестрой, зарабатывая на жизнь шитьём, а другая — что-то вроде больничной палаты, — служила пристанищем Суёну.
Невзгоды состарили его мать, её измождённое лицо, усеянное бесчисленными морщинками, выглядело на все шестьдесят, и точно так же, совсем не по годам, очень худой и бледной была его двадцатилетняя сестра. Когда я здоровался с ними, на глаза мне непроизвольно навернулись слёзы. Похожий на скелет Суён, несмотря на свой иссушенный вид для больного выглядел очень даже жизнерадостным. В его комнате даже средь бела дня было довольно сумрачно, поэтому, чтобы почитать книжку, пришлось бы зажечь свечу. Все четыре стены были заставлены книгами, из-за чего комната была порядочно запылённой. В горшке на письменном столе рос ярко-зелёный кактус. Его пронзительный зелёный цвет резко выделялся в этой тёмной комнате. Заметив, что я разглядываю кактус, он спросил:
— Скажи, красавец?
— Да уж, выглядит величаво! — ответил я, на что Суён, смеясь, проговорил:
— Величаво, говоришь… Это ты верно подметил. Вот и твой верный слуга живёт также величественно, как эта колючка.
— Кажется, вот-вот зацветёт… — улыбаясь, подыграл я ему.
— А знаешь, на чём он так вырос? Ну, догадайся! Очень даже символичная вещь, — сказал он.
Я с подозрением взглянул на горшок, а он снова захохотал и, указывая на цветок, сказал:
— А ты копни! Повороши землю!
Я так и сделал. Пальцы нащупали несколько полусгнивших пилюль. Похоже, что под ними в земле были ещё, но я перестал рыться, подхватил одну пилюлю пальцами и поднёс к носу.
— Ну что, догадался? — спросил он, всё так же улыбаясь.
Я повернулся к нему с немым вопросом, а он, сцепив руки на затылке, повалился на одеяло, расстеленное на полу, и сказал:
— Это секонал[71]. Он-то и вскармливает кактус. Неплохо, да?
— Да уж… здорово придумал.
Я закинул полусгнившие пилюли обратно в горшок и уселся рядом с Суёном.
— Отодвинься от меня, а то тоже туберкулёзником станешь… — промолвил он, пытаясь отпихнуть меня от себя, но я и не думал отодвигаться и, сидя на прежнем месте, стал оглядывать комнату. В дальнем углу свешивались черные шторы. Уже предполагая, что там, я кивнул в ту сторону:
— Это оно и есть?
Прекрасно понимая, о чём я говорю, он всё же переспросил:
— Что?
Видя, как он ухмыляется, я понял, что мои догадки верны, и там за шторкой размещается фотооборудование для производства порно-открыток. Я подошёл и, отдёрнув занавеску, обнаружил там простенький печатный станок, бутылки с химикатами и мензурки с проявителем.
— Ну, и как заработок? — поинтересовался я.
— На лекарства хватает.
— Здоровье-то поправил?
— Кровью уже не харкаю. Иногда, правда, бывают приступы.
— С блюстителями закона проблем нет?
— К счастью, ещё существует такое понятие, как коммерческая тайна при сделках, поэтому пока ни разу не засветился.
— Чем в свободное время занимаешься?
— Да ничем особенным, сплю, читаю…
— Книжки что-ли? И что же за книжки?
Он обвёл пальцем комнату. Я вытащил наугад одну и глянул на заглавие. Это был роман популярного писателя.
— Беллетристика, что ли?
— Ага.
— Это студент-то юридического?
— Студент юрфака? — расхохотался он. — Студент, говоришь… Давно не слышал этого слова, даже снова студентом захотелось стать…
— Ну, и много же ты романов прочитал?
— Да как тебе сказать, без разбору читаю…
— И кто же понравился?
— Хм… Знаешь некого Андре Жида?
Я кивнул.
— Так вот у него много сходного со мной…
— Да брось, по-моему, совсем даже наоборот.
— Не-е, похож. Если меня спросят, сколько раз в неделю он занимался рукоблудством, я могу точно сказать.
— Ну, и сколько же?
— Четыре раза. Спросишь, почему? Да потому что мы с ним похожи! Ха-ха-ха!
Я не мог не засмеяться вслед за ним.
— А Сент-Экзюпери? — спросил я.
— Читал.
— Ну и как?
— Что-то я ему не доверяю. Когда читаешь его рассказы, остаётся такое чувство, что тебя в чём-то обманули.
Я молча кивнул. Наверно, Суён прав. Я давно уже не задумывался серьёзно о других людях. Или о чьем-то романе. А Суён говорит об этом как человек, который долго и основательно размышлял о прочитанном. Кто знает, может, он пытался найти для себя спасение в этом. Ведь что ни говори, он опустился ниже некуда. Хотя если призадуматься, то моё положение тоже весьма сомнительно. Я чрезвычайно завидовал тем, кто опустился на самое дно, и, вместе с тем, крайне опасался такого падения. Погоди, что это я такое говорю?! Я внезапно осознал, что у меня возникло чувство омерзения к Суёну. Мне вдруг подумалось о том, как было бы хорошо, если бы он умер. Однако разве Суён не взращивает кактус с помощью секонала, направив все свои усилия на то, чтобы выжить? Суён опротивел мне ещё больше, а жизнь стала казаться мерзкой и отвратительной.
— Юнсу…
Когда я собрался выразить эти свои чувства, сославшись на Юнсу, он без долгих рассуждений в нескольких словах оградил себя от нападок:
— Этот пижон ненавидит меня.
Его слова прозвучали так зловеще, что я даже съёжился.
— Он завидует мне, — добавил он.
Зависть? Что ж тогда получается — может, теперешние мои чувства по отношению к Суёну тоже не что иное как зависть?
— Догадайся, кто меня снабжает женщинами? Юнсу! А как думаешь, кто сидит на них верхом? Тоже Юнсу.
Он резко встал и, сходив за занавеску, вернулся с пачкой фотографий и бросил их передо мной. Каких только поз там не было — отвратительное зрелище. Таких невообразимых поз я не видел даже на фотографиях, купленных с помощью Ёнбина. Порно-открытки для того, чтобы сделать порно-открытки. Порно-открытки для того, чтобы заработать кучу денег. Порно-открытки для того, чтобы купить лекарства. Для того чтобы выжить, нужно было принимать вот такие мерзкие позы: слава богу, что на этих фотографиях Юнсу нигде не поворачивался к камере лицом, поэтому сразу нельзя было распознать, он ли это, но, так или иначе, это, без сомнения, был он. Женщина на фотографии была снята анфас. У нее были густые брови.
— Когда я занялся продажей открыток, посланных тобой из Сеула, откуда ни возьмись, появился Юнсу (как он только узнал?) и предложил делать такие открытки здесь, а сам вызвался быть моделью. Я никогда не смогу забыть выражение лица этого сукиного сына в тот момент. Мерзко улыбаясь, он, казалось, был готов кинуться на меня и вцепиться мне в глотку. Я, сжав зубы, сказал «Договорились!» Однако я же профессионал. Я держусь подальше от женщин. А то ведь здоровье ухудшится. Возможно даже этот лицемер желает моей смерти. Но с чего бы это мне умирать?