Наконец началась посадка! Все улетающие в Красноярск собрались на площадке перед аэровокзалом. Женщина в форменной одежде пересчитала нас всех по списку и потом гордо зашагала впереди, как ходят воспитательницы детского сада, а мы все гурьбой послушно пошли за ней, словно ребята-дошкольники.
И вот я увидел наш «ТУ-104»! Остальные самолеты стояли где-то в стороне, вдали, а этот был тут, перед глазами: огромный, белый, будто вытянутый вперед гигантский кусок белоснежного льда. А на хвосте у него алел красный флажок со звездочкой, по которому все в любом конце мира и на любой высоте всегда могут определить: это наш, советский самолет!
Я очень волновался, и мама волновалась и все осматривала нас и, казалось, пересчитывала (не потерялся ли кто-нибудь из ее «мужчин» по дороге). И Дима тоже все время пересаживал свои роговые очки с переносицы на кончик носа и обратно.
Другие пассажиры тоже были взбудоражены. Только наш папа, когда мы поднимались по трапу, как ни в чем не бывало обернулся ко мне и стал объяснять:
— Это турбореактивная машина: никаких пропеллеров! Видишь? А какая обтекаемость! И крылья, кажется, хотят прижаться к фюзеляжу… Все для скорости, все для скорости! Силища, а?
— Еще бы!
— Но это не самый большой пассажирский лайнер. Есть еще «ТУ-114». Тот сразу двести двадцать пассажиров в себя вмещает! Представляешь себе?
Я представлял себе это с большим трудом. А у папы лицо светилось какой-то гордостью, будто он сам строил или проектировал эти самолеты.
— Силища, а? — повторил папа.
Он всегда говорил так, когда его что-нибудь восхищало: «Силища!» И сам он, невысокий и бритоголовый, почему-то казался мне в такие минуты красавцем и силачом. Я был уверен, что, если бы наш папа не занимался вечной мерзлотой, он вполне мог бы строить все то, что сам восторженно называл силищей.
Мы расселись в мягкие, удобные кресла с маленькими черными рычажками. Нажмешь на рычажок — спинка начинает отваливаться, и ты прямо полулежишь, как в постели или на диване у себя дома. А нажмешь еще — спинка поднимается, и ты сидишь прямо, словно аршин проглотил. Я немного побаловался рычажком… Мама по привычке укоризненно покачала головой.
— Сломаешь!
Я только усмехнулся: разве в таком самолете можно что-нибудь «сломать»?! И папа тоже поддержал меня:
— Это уже сделано так сделано! На космическом уровне!
Через весь самолет к себе в кабину прошли летчики. Они шли спокойно и просто, как ходят на работу самые обыкновенные люди. Один даже был с портфелем. А мне хотелось потрогать их руками: ведь это они через несколько минут поднимут нашу огромную машину в небо, на восемь или даже на десять километров ввысь? Первым шел невысокий пожилой летчик с тяжелой седой головой и загорелой шеей. На кителе у него было несколько продолговатых значков.
— Миллионер! — прошептал мне папа. — Миллионы километров налетал!..
Я сразу понял, что этот пилот самый главный. За ним шли летчики помоложе, тоже спокойные и веселые. А я все с восторгом смотрел в спину тому, самому главному, с сильной, загорелой шеей…
Ну, а потом, как какая-нибудь массовичка на утреннике перед занавесом, впереди, перед самой кабиной, появилась молоденькая белокурая девушка и так спокойно-спокойно, словно программу самодеятельности объявляла, обратилась ко всем сразу:
— Здравствуйте! Меня зовут Настей. Я ваша бортпроводница. Самолет «ТУ-104» совершает рейс по маршруту Москва — Красноярск с посадкой в городе Омске. Летим со средней скоростью тысяча километров в час на высоте восемь-десять тысяч метров. Сейчас, при взлете, все пристегнитесь ремнями!..
Тут взревели моторы, да так, что я, если бы не привязал себя ремнем, наверно, от восторга выскочил бы из своего кресла. Моторы ревели с такой силой, что мне казалось, они могут унести нас к Марсу, к Луне, к самым далеким звездам и вообще куда захотят!
Самолет поехал на взлетную дорожку, а бортпроводница Настя стала расхаживать с подносом и совершенно бесплатно раздавать всем прозрачные конфетки, которые я очень любил. Еще в Москве Генриетта Петровна предупредила меня, что такие конфетки раздают специально для того, чтобы у пассажиров «не закладывало уши», и еще для того, чтобы их не тошнило. «Для этого, — предупредила Генриетта Петровна, которая ни разу не поднималась в воздух выше нашего четвертого этажа, — еще раздают пакеты, которые почему-то называются «гигиеническими».